Скажи мне мой друг, часто ли приходит к тебе ощущение чего-то утраченного, когда ты ставишь старую пластинку? У каждого должна быть своя музыка, которая когда-то давно тебя так зацепила, что, до сих пор, услышав ее случайно, ты начинаешь ощущать и чувствовать то, что произошло с тобой давным-давно: ты даже запахи все вспоминаешь.... И дождь за окном так же стучит по стеклу, и раздолбанный, без верхней крышки, магнитофон "Астра", медленно вращает бобины на скорости девять с половиной, и опять твоя "лестница в небо" опирается на шепот ветра.... Как давно это было! И начнется новый день, и захлестнут тебя опять дела, и в уете этой ты опять забудешь что-то самое главное, такое важное для тебя, но когда-нибудь опять, случайно, ты наткнешься на эту мелодию, и все повторится снова.

     Твои друзья теперь далеко, разбросала судьба по свету, и кого-то ты уже никогда не увидишь, но дух твоего времени неистребим, он всегда с тобой, и ты уверен, что и у них происходит то же самое. И ты вновь тщетно пытаешься дозвониться куда-нибудь в Польшу или Данию, но короткие гудки убивают последнюю надежду на твою встречу с молодостью.Время каждый день убыстряет свой ход, секунды неумолимо уходят в вечность, а ты еще не все успел сделать, и начинаешь сомневаться: успеешь ли? И мысленно возвращаешься на тот перекресток, с которого разошлись ваши дороги, и идешь дальше, по той, главной дороге из желтого кирпича, которая должна была привести вас в Изумрудный город, и уже не жалеешь ни о чем, потому что было в твоей жизни что-то такое, чего сейчас нет.

     Тебе повезло: ты из того прихиппованного поколения, когда жил Джими Хендрикс, когда все Битлы были живы, и ты до хрипоты орал "Yellow submarine" у костра, и дыра в кармане была для тебя важнее полного кошелька, и на последний червонец ты угощал своих друзей, потому что деньги для тебя имели совсем другое значение - они почти ничего не значили для вас всех. Так пронесись сквозь время как рокер на "Харлее", подставь лицо свежему ветру, пахнущему соснами. Это рок-н-ролл, ты это никогда не забудешь. Включи ту старую пластинку.

* * *

     Все это зарождалось давно, в 30-е, 40-е годы теперь уже прошлого века, когда американские чернокожие блюзмены начали перебираться в поисках лучшей доли на Север в Чикаго и Детройт. Накапливалась "критическая масса" и взорвали все это Битлы в 60-е, и все это вертится до сих пор. И мы были свидетелями того вселенского взрыва. И в сердцах нашего поколения остались осколки того времени, и они до сих пор служат нам индикатором качества - это цепляет, а это - не цепляет. И никак это не объяснить. Не цепляет и все. Вспомни свою молодость, и тот день, когда ты первый раз в жизни взял в руки электрогитару, как ты зачесывал на лоб свои волосы, чтобы быть чуточку похожим на Джорджа Хариссона помнишь? Помнишь тот первый звук из самопальной колонки, который ты мог часами слушать и извлекать при помощи зеленого хрупкого медиатора ценой в одну копейку за пару? Помнишь то удивление и радость, когда ваш самодеятельный оркестрик из четырех человек начинал звучать, и ты ощущал причастность к какому-то волшебству?

     И если ты настроился на волну своей памяти, ты вспомнишь всех своих друзей, и то время когда хулиганы становились артистами и выпускали пар за барабанами, и в кровь разбивали себе пальцы о струны, рубя с плеча, пытаясь перекричать Леннона и Маккартни в каком-нибудь забытом Богом и милицией клубе. Ты, конечно, вспомнишь тот танец называвшийся Шейк, пришедший на смену заводному Твисту и вспомнишь, как ты потряхивал волосами подражая Ринго Старру, и не мог устоять в тесной толпе, которая балдела от этой музыки.

     Так было везде: в Америке, в Европе, в Австралии, в Советском Союзе. Так было во всем мире, это была интернациональная волна и никто до сих пор не может объяснить, почему это произошло, ведь в музыке этой всего три аккорда, а она до сих пор тебя цепляет и не только тебя. Вспомни все это, и будь счастлив.

* * *

     Это древнее солнце еще светит для тебя, но для кого-то оно уже погасло. Этот старый, почти забытый всеми звук еще можно уловить в воздухе, и он эхом отдается в твоем сердце. Но кто-то его больше не слышит. Звук качается на волнах твоей памяти, усиливаясь и затухая, уплывая вдаль и вновь возвращаясь, как тогда, в те времена запретов, он терялся и вновь появлялся на коротких волнах "Голоса Америки" и "Би-Би-Си".

     А утром ты опять соберешь все свои вещи и пойдешь отсюда прочь, чтобы где-нибудь опять наткнуться на этот звук. Мягко ступая по сухой траве, по опавшим листьям, в увядших полевых цветах, ты опять вдруг почувствуешь запах той далекой осени. Но завтра будет день старый, потому, что новый день был вчера. И ты до сих пор не можешь разобраться, почему же так получилось, как так вышло, что место, куда ты так спешил всю жизнь, опять так далеко от тебя. Его просто нет в завтрашнем дне, потому, что оно осталось там, где-то за горизонтом всех твоих грёз. И осталась лишь кучка остывшего пепла в сердце, которое раньше дарило всем столько тепла, а в измученной душе - лишь осадок горечи и печали.

     И бродя по темным закоулкам своей памяти, ты с трудом пытаешься найти тот единственный луч надежды, ту путеводную звезду, которая всегда светила тебе, и в самые лихие времена была единственным спасением и опорой. Но все твои старания, оказываются, напрасны. Время не повернуть вспять. Время может остановить только смерть. И ты вспоминаешь о тех былых временах, когда все бросились бежать наперегонки. Но этот забег выиграл тот, кто никуда не спешил. Финал ему был известен, и он хитро улыбался и смотрел на эту чехарду с вершины своего холма. Он с первой минуты знал, что финиш будет там, откуда он и не собирался уходить. И многие из твоих старых друзей растеряли в этой гонке то, что уже никто из них никогда не найдет. Они потеряли то, что дано было им небом. Они потеряли дружбу. Они не смогли устоять. А времена эти пришли и ушли. И каждый пошел своей дорогой. Вверх по лестнице - медленнее, вниз - быстрее, а ты пошел своей.

     Ты помнишь, как кто-то сказал, что ты ошибся? Но ты ведь знал что ты прав. Ты слышал, как кто-то кричал твое имя и говорил, что тебе не стать тем, кем ты стал теперь? И что тебе не найти того, что ты давно отыскал. Это они все ошибались, и своим неверием, говоря об этом, они сделали всё, чтобы случилось именно так. И опять, то усиливаясь, то затухая, откуда-то издалека наплывает этот чудной звук заставляющий тебя забыть и простить всем то, что когда-то причинило тебе столько боли и страдания. Но ты все равно понимаешь, что былого уже не вернешь. Но поймет ли кто-нибудь это еще? Вот в чём вопрос. И вопрос этот всегда остается без ответа.

     А ветер опять уносит вдаль опавшую листву, и птицы собираются в стаи, чтобы завтра лететь в свой не близкий путь. И не все вернутся назад. Но те, кто вернется весной, разбудят тебя на рассвете своим криком, оплакивая всех погибших в пути. И колокола судьбы будут вторить этой печальной песне. Так в чем же истина, милейший? Может, прав был тот бродяга, в грязной придорожной забегаловке, что советовал тебе "быть попроще"? Наверное, прав. Он повидал многое. Когда-то он был богат как раджа, а теперь он беден как церковная мышь. И все его женщины его бросили. И дети разъехались по свету, и друзей он растерял так же, как и своё богатство. Старик, заброшенный в одиночество, выплевывает кусочки разбитого счастья. И скоро Господь выставит ему счет, и он сунет божьему привратнику свой последний пятак. И каждую ночь он видит один и тот же сон: кто-то сломал тормоза, и поезд на котором он несется в вечность, уже не остановишь. И он слышит вой безмолвия, и в падении пытается ухватить за крыло ангела. Но в вечной книге, которую ему открыли на первой странице, сказано - Господь Бог сломал тормоза, и поезд теперь не остановить.

     А у тебя свой маршрут, и свой поезд, и тормоза пока исправны, и в купе чисто, и уже принесли горячий чай. И едешь ты один, но едешь ты туда, где тебе всегда рады, и где тебя пока еще любят и ждут. Но тот, который наверху, может все изменить, и тормоза могут выйти из строя. Вспомни того больного бродягу в трактире. Где ты мог раньше видеть это лицо? Может быть в зеркале? Вспомни то, что он тебе завещал. И колокол судьбы, возможно, загудит иначе. И гулко стуча каблуками по булыжной мостовой времени, Госпожа Удача может остановиться напротив тебя.

     Вспомни того хитрюгу на холме, который никогда никуда не спешил, и знал наперед все ходы. Где он сейчас? И где все те, что копошились и толкали друг друга локтями внизу, но так и остались в дураках? Найди свой холм, и садись на вершину. Никуда не спеши и не теряй то, что не купить ни за какие деньги. Оставь другим эту суету, ведь за всю свою жизнь, ты набил себе столько шишек, что хватит на десятерых. Я, правда, не против, если ты пропустишь это мимо ушей. Потому, что мои слова - всего лишь шепот. Но все замки на песке опять смыты прочь, и опять труба зовет тебя в новый поход, где ты найдешь лишь пустоту и одиночество. И новые раны не дадут тебе уснуть долгими зимними ночами, а в душе опять появится свежий шрам. Но как только новая волна откроет прежний путь, смывая наши следы на песке, давай попробуем свернуть в сторону. Нам надо идти вперед вместе, потому что я хочу, чтобы ты почувствовал запах той далекой осени, и чтобы ты услышал этот колокол и стук тех самых каблучков, под этим древним солнцем, которое сегодня состарилось еще на один день.

* * *

     Мягко шурша покрышками "Бриджстоун", машина неслась по пустынному предрассветному шоссе. На востоке, слабо занималась полоска зари, и в приспущенное окно ворвался запах свежескошенных трав, подернутых росой. Он был не молод и опытен. Возраст этот принято называть расцветом сил. Он многое повидал, и многое успел, в чем-то преуспел, в чем-то - нет, и он был свободен. Свободен от обещаний, и долгов, от постоянных хлопот и суеты этой жизни, похожей на тараканьи бега.

     И почувствовав запах утренних трав, он вдруг ощутил что-то давно забытое и ушедшее.

     Где и когда это с ним было? Что-то неуловимое и такое знакомое, но он не мог вспомнить, не мог ухватить этот слабый намек в голове. Открыв окно пошире, он полной грудью втянул этот воздух, и, пошарив на полке, поставил в магнитофон первую попавшуюся кассету. Шум дождя, и первые басовые риффы, зазвучавшие из динамиков, подсказали ему то, что он так тщетно пытался вспомнить. Конечно, же, это "Доорз", "Оседлавшие бурю", конечно же, он вспомнил все.

     Он остановился у обочины, вышел из машины, и пошел к тому запаху, на свежескошенном лугу, к роднику со студеной водой, к просыпающимся птицам, и свежему дыханию ветра. И катись оно все к черту - все эти барыги и банкиры, все эти крысиные гонки за призраками удачи и положения. И пусть не пытаются его найти - он выключил мобильник, и будет лежать на этом лугу, пока роса с первыми лучами солнца не улетит вверх, к тем его старым друзьям, которых уже нет, и они вместе будут слушать пение просыпающихся птиц и бессмертного Джима Моррисона.

     Когда-то давно, друзья звали его Джефф. Когда-то давно у него были роскошные длинные волосы и электрогитара "Стратокастер". Когда-то давно они пели песни "Битлз" и "Роллинг Стоунз", и девчонки на танцах видели в них вожаков стаи. Все это было так давно, что он сам себе казался библейским старцем. Мир так изменился за последние годы, стал таким меркантильным и жестким, что ему иногда и самому было не понятно: а было ли то время умиротворения и легкости, когда было всё ясно, и где сволочь была сволочью, а друзья выбирались по душе, а не по размеру кошелька, и решетки на окнах были только в тюрьмах, а железные двери - на банковских сейфах.

     Он лежал на земле, подложив под седеющую голову руку, и глядел вверх, на светлеющее небо, и угасающие звезды. Он был счастлив, потому что в его жизни всё это было, было то, чего сейчас нет, и, наверное, больше не будет никогда. В той его жизни не было жлобских рыночных отношений, в той жизни не было места жадности, там не было продажной любви, там была настоящая дружба, там никто не искал под себя лоха, и нищий, в сущности, народ, был добр и весел. И в жизни той, народ пил для веселья, а не с похмелья, и в каждой подворотне звенела гитара, и старый их двор дрожал от рок-н-ролла каждый вечер. И он понял, как ему все же повезло, потому что на одной с ним планете жили тогда такие же люди, и думали они тогда точно так же. И так же были счастливы. А Счастье невозможно рассчитать и запланировать. Счастье - это тот миг, что приходит внезапно, как этот запах полевых цветов, и раскаты грома где-то за горизонтом.

     Человек, которого когда-то звали Джефф, поднялся с земли, улыбнулся рассвету, отряхнул с колен опавшую цветочную пыльцу, развязал галстук и закинул его подальше от дороги. Он развернул машину, и поехал в другую сторону. Опять попытаться оседлать бурю? Возможно. Все может быть. Он вспомнил все до мелочей.

* * *

     Славка жил в нормальной советской семье. Отец был инженером, а мать, народным судьей. Отец был еще и спортсменом. Играл в футбол, русский хоккей, и был тренером-общественником по фигурному катанию. Был чемпионом России 1950 года. Пытался приучить к спорту и Славку, и он уже с пяти лет уверенно стоял на фигурных коньках, которые отец привязывал ему на валенки.

     Но на тренировках, Славку тянуло на большой лед, на "массовое катание", где было много народа, света и музыки.

     Фигурное катание, для мальчишки, занятие не совсем понятное. Ведь упор делается на обязательную программу, так называемую "школу", а это надо крутить всякие "восьмерки" и "параграфы", вырисовывая на льду коньками эти фигуры, а это так скучно и не интересно! По телевизору это не показывают, но "Школа", в этом виде спорта - главное. По "школе" в главную очередь судят о мастерстве фигуриста, а не по тому, что нам показывают, точнее сказать, то, что нам показывают - это уже десерт. В "школе" Славка не преуспел, зато в произвольной программе, под музыку выделывал кренделя, особенно, если включали какой-нибудь твист. На стадион ходил с удовольствием, и самым большим несчастьем было получить в понедельник "тройку" по алгебре. Тогда тренировка отменялась.

     Уже тогда его одолевали какие-то взрослые мысли, потому что бабка как-то рассказала ему, что он крещеный, а в семье коммунистов это было опасно делать в те годы. Воинствующий атеизм марксистко-ленинской идеологии мог поломать всю жизнь родителей, и бабка крестила Славку тайно, под своей девичьей фамилией.

     Вам никогда не приходило в голову, что кто-то давно запрограммировал вашу жизнь, и все события, произошедшие в ней, хорошие, или плохие, это не цепь случайностей, а закономерность?

     Вы никогда не задумывались над тем, что есть на свете какая-то сила, которая каким-то образом влияет на все, что происходит в этом мире? Есть какой-то режиссер, который поставил давно написанную кем-то пьесу. И касается это КАЖДОГО человека. И драматург этот, предусмотрел какой-то выключатель у вас в голове, и не можешь ты знать, что с тобой произойдет в будущем, а вернее, ты знаешь, все, до мелочей, но не можешь вспомнить. И все это из-за того самого тумблера. Но иногда, он на мгновение может включиться. И человек понимает, что, то, что произошло с ним, ПРОСТО НЕ МОГЛО НЕ СЛУЧИТЬСЯ. Все давно решено заранее, и без его участия. И есть твердая уверенность, что когда-то это уже с ним БЫЛО. И все произошло тогда именно так, как это произошло только что. И изменить что-либо было НЕЛЬЗЯ.

     И происходят такие события в детстве, когда все чувства обострены, и душа еще не покрылась коркой недоверия. Вспомните свои детские ссадины на коленках, и вы скажете, что я прав.

* * *

     Славке было восемь лет и, он, с родителями приехал в гости к деду на Тамбовщину. Благодатный край, с вишневыми садами и запахом антоновских яблок. Большой, красивый синий дом, с резными наличниками и красной водосточной трубой, по верху которой прогуливались деревянные петушки. Во дворе - сад: яблони, груши, вишня, которую бабушка Оля звала почему-то "Вышня". Это его забавляло. Многое тогда забавляло его, несмышленыша. И толстые, в полтора пальца блины, на кислом молоке, похожие на большие оладьи, и бабушкины вечерние молитвы у строгого Бога в углу, где горела лампадка, и ее напевная, среднерусская речь, и восклицание, похожее не то на вопрос, не то на ответ: "Здра-авствуешь!"

     Дед его, Иван Михайлович, был спокойным, добрым, и рассудительным человеком, прошел четыре войны, и вернулся живым. В свободное время он столярничал.

     Так вот: дед сделал качели. Посреди двора, перед верандой рос тополь. Одна, большая ветка, росла почти перпендикулярно стволу, и годилась для перекладины. Дед привязал к этой ветке с двух сторон какую-то широкую вожжу, а в середине, прибил дощечку-сиденье. Все было готово, и Славка с нетерпением ждал своей очереди, чтобы лететь вперед, к небу, задыхаясь от восторга и счастья. В эти минуты он представлял себя Юрием Гагариным. Отправлялись в "полет" по очереди, с двоюродными братьями, и это продолжалось пару дней. Потом, интерес к обычным упражнениям как-то поостыл, и он выдумал новый трюк. Славка вставал на сиденье, и пытался раскачаться. Мать сидела рядом, и предупреждала: "Перестань! Упадешь!" Но разве космонавты спрашивали разрешения у мамы? Природное упрямство брало верх над разумом. И это случилось. При очередном отклонении, центр тяжести сместился вперед, и он грохнулся на землю.

     Боль в левом локте молнией пронзила мозг, и вместе с болью, как вспышка, на мгновение пришла какая-то совсем не детская мысль. ЭТО ДОЛЖНО БЫЛО СЛУЧИТЬСЯ. Конечно, же, мама была права, она предупреждала его, но она ВСЕ РАВНО БЫ НЕ СМОГЛА ЗАЩИТИТЬ ЕГО. И он уже знал, что когда-то, именно так и было, была та же сухость в носу, была та же пыль на щеке, так же когда-то валялся рядом его синий сандалик. За какое-то мгновение Славка понял, что ОН ЭТО ЗНАЛ. Но он этого НЕ МОГ ПОМНИТЬ. И это было НЕИЗБЕЖНО.

     У него был разрыв связок, ему наложили гипс во всю руку, и он не мог купаться в речке с ребятишками, и кататься на велосипеде.

     Что это? Нелепая случайность? Нет, он знал это точно. Тогда кому и за что надо было заковать его в гипс? За то, что он ослушался мать? Тоже нет. В то мгновение озарения и боли, он знал, что причина не в этом. Тогда в чем? Этого ему не открыли. Ему просто открыли НЕИЗБЕЖНОСТЬ этого случая. А, может быть кто-то этим, просто защитил его от чего-нибудь более серьезного, и, может быть, рокового?

     В детстве многие вещи кажутся странными. Запахи воспринимаются по-особому. Каждый дом имеет свой запах, и ты точно знаешь, что в этом доме пахнет правильно, а в этом - нет. В казенных учреждениях пахнет тоже по-своему. Это запах равнодушия. Запах детского сада и запах кабинета дантиста одинаковы. Неправильный, сухой, бумажный запах народного суда, ничем нельзя перебить, даже запахом новогодней ёлки. А самый правильный, самый желанный запах - это запах Рождества и Нового Года. Разве я не прав, товарищ?

     С возрастом человек утрачивает эту удивительную способность таким образом определять комфортные для себя места, и это переходит на уровень интуиции. И в каком-нибудь очень приличном, чистом, но чужом для себя месте, он не может находиться долго, а в прокуренной, и давно не проветриваемой комнате, или гараже, может сидеть часами. Возможно, это зависит от людей, там обитающих, их мыслей и деяний. Но иногда случается, что и в таких местах человек начинает чувствовать какой-то дискомфорт. Значит, что-то изменилось в воздухе. Система не дает сбоев.

     То же самое происходит и со звуками. Звуки тоже могут быть правильными и неправильными. Звук школьного звонка вызывает не одинаковые ощущения. Если это звонок на урок, то это не совсем приятно, а если с урока, - это радость. Третий звонок в кинотеатре заставляет человека забыть о мелких неприятностях, и если фильм хороший, долго о них не вспоминать.

     У Славкиного друга и одноклассника Толи Федорова был родственник киномеханик, и они часто отпрашивались по вечерам у родителей, чтобы посмотреть в кинобудке из маленького окошка какой-нибудь французский или итальянский фильм. Фильмы эти, как правило, шли под грифом "дети до 16 лет не допускаются". Что в них было запретного, до сих пор остается загадкой. В кинобудке было тепло и уютно, стояли три больших аппарата, которые дядя Саша включал по очереди. Пахло в кинобудке правильно, и Славка твердо решил стать киномехаником (до этого он хотел быть пожарным. У него даже был значок "Юный друг пожарных"). Но вскоре все изменилось.

* * *

     В Славкином дворе в соседнем подъезде, жил один парень намного старше его. Звали его Володя. Он несколько отличался от всех. Отличался он своей независимостью. Он постоянно свистел: насвистывал какую-то непонятную ритмичную музыку. Свистел он везде и всегда: утром, днем, вечером услышав знакомый свист можно было без ошибки определить, что это идет Вова. Выглядел он соответственно: узконосые туфли на каблуках и брюки-дудочки. Прическа под названием "канадка". Хулиганом он не был, но постоять за себя видно мог. Пацанам он очень нравился, хотя внимания на мелюзгу, то есть на них, не обращал. Очень не любили его пенсионеры и рабочий класс. Трудовая интеллигенция называла его непонятным словом "космополит". Свистел он интересно: уголком губ, громко.

     Позже, его младший брат Борис поведал, что как-то отец его, директор музыкальной школы, выбил Вовке передний зуб за то, что он не стал играть на баяне. Видимо поэтому Володя своим свистом и выражал некоторое презрение к народной музыке и к традиционным представлениям о музицировании.

     По выходным Вова устраивал концерт. Дело в том, что он был обладателем удивительной по тем временам вещи: магнитофонной приставки "Нота" (с полированными деревянными боками и красной клавишей для записи). Приставка эта включалась в радиолу, туда же включалось радио, все это выносилось на балкон второго этажа и врубалось на всю катушку.

     Музыка была то, что надо. (Наверное, Билл Хэйли или Элвис). Мало кто тогда разбирался в этих тонкостях: пацаны не могли знать это по молодости лет, да и сам хозяин, наверное, не знал всех исполнителей, а может быть, и не знал никого, да это и не важно было, важно было одно: это был рок-н-ролл! Один Славкин приятель утверждал, что это поет горилла! И опять не важно было, кто это поет - важно было - КАК! Обрывки этой музыки можно было услышать, проходя мимо молодежных общежитий, где жили молодые специалисты или студенты, прибывшие на практику, из окон общаг, где жили "химики", в общем, там, где жил народ приезжий. Да и свои подвижники вроде Вовы стали появляться в других дворах.

     Старший брат одного Славкиного одноклассника устроил дома вечеринку, и на другой день Юрка шепотом рассказывал, что у них вчера танцевали под "запрещенную музыку" записанную на рентгеновскую пленку. "Музыка на костях" называлась. И это тоже был рок-н-ролл.

     А в выходные у них во дворе все было по программе: здоровый парень с обнаженным торсом, врубив свою "Ноту", похлопывая в такт по перилам балкона и снисходительно поглядывая вниз на пенсионеров и доминошников, свистит вместе с Элвисом. Он как проповедник, как Моисей в пустыне, ему одному известна истина, и этой радостью он хочет поделиться, нет, не со всеми, а только с теми, кто его поймет и примет. Он как капитан дальнего плавания ведет свой корабль верным курсом и приглашает на борт, но только тогда, когда вы подрастете и поймете все то, что он уже понял, а у вас все это еще впереди.

     Это был их первый апостол рок-н-ролла. Его призвали в армию, он попал во флот, остался на Дальнем Востоке, и больше они его не видели. Осталась о нем добрая память и "Рок вокруг часов".

* * *

     Что такое рок-н-ролл, сейчас знает каждый школьник, а тогда он был под запретом. Нет, слава Богу, за это уже не сажали в тюрьму, как когда-то за джаз, и прочее инакомыслие; это просто не замечалось властью, и всячески, по возможности, замалчивалось.

     Самой популярной тогда песней была песня японского дуэта "Сестры Пинац" "Каникулы любви", это было разрешено, и даже неудачно исполнялось на русском языке, помните: "...У моря, у синего моря..."? Но когда Славка первый раз услышал "Hippy, Hippy Shake", он понял, что кто-то вынул из его ушей вату. Дело в том, что зарубежная музыка, в Советском Союзе, была представлена творчеством наших идеологических партнеров из стран соцлагеря чаще - югославами, болгарами, поляками, реже - чехами или венграми, и западные ритм-энд-блюзовые стандарты доходили до ушей советского слушателя в интерпретации Радмилы Караклаич, Джорджа Марьяновича и Лили Ивановой. Но, повзрослев, и послушав оригинал, человек с удивлением понимал, как далеко им было до той, настоящей музыки. Так зеленый помидор, дозревший в валенке, отличается от только что сорванного с грядки. Но народ тянуло к запретному, и где-нибудь в открытом окне на подоконнике стоял магнитофон "Айдас", из которого подвывал Литтл Ричард, или хрипло стонал Рэй Чарльз. А на массовом катании, на стадионе, после песни Марии Пархоменко вдруг внезапно врубали Элвиса Пресли. Сколько силы и жизни было в этих простых и необычных ритмах! И как далек был от них весь шумовой фон Славкиного детства.

     Вы помните автоматы с газированной водой? Сейчас только в старых фильмах про студента Шурика их можно увидеть. Ночью работали. И стаканы на месте были, и никто их не крал. И стояли летом прямо на улице. И никто их не охранял, потому что никто их не ломал. Помните тот вкус газировки за 3 копейки? Или толстую тетю, что торговала мороженым в соседнем гастрономе? Вафельный стаканчик можно попросить слегка поджаренный, тетя добрая, она не откажет. Большая цилиндрическая жестяная банка закрыта крышкой и перевязана шпагатом. Тетя долго перепиливает шпагат тупым ножичком, открывает банку, и накладывает тебе с горкой, прямо ложкой, это сливочное чудо. Оно слегка парит. И ты, сопливый, с восхищением протягиваешь этой волшебнице свою потную мелочишку, и даешь откусить своим друзьям, и все уже быстро съедено, но ощущение восторга не проходит долго, потому что ты знаешь, что завтра, уже Саня выпросит у своей бабки 13 копеек, и вы опять, гурьбой пойдете к этой фее за счастьем. Нет уже той тёти, а на ее месте сидит в своем скворечнике какой-то матрешечник и торгует покемонами.

* * *

     Человек, которого когда-то звали Джефф, закурил, и, порывшись в перчаточном ящичке, достал наугад новую кассету. Он ехал навстречу Солнцу вместе с "Битлз".

* * *

     О Битлах Славке рассказал один старший товарищ Саня, который занимался у его отца в секции. Друзья из Риги прислали ему эту кассету. Саня так и сказал: "На Западе сейчас самый модный - квартет "Битлз", это лучше чем Элвис". И включил свой магнитофон "Романтик".

     Что он услышал! Этот драйв так и подмывал его соскочить со стула и пуститься в пляс. Но надо было изображать спокойствие и невозмутимость опытного человека. А это так трудно сделать в эти годы. С этого и началась битломания. Весь мир помешался на Битлах. Размножались каким-то не понятным путем попавшие в страну фотографии ужасного качества, ловилось каждое слово и информация о "Ливерпульской четверке", человек, обладающий магнитофоном и записями, был в центре внимания, и у каждого битломана дома был свой алтарь. Не хватало только лампадки или жертвенника для новых богов.

     А все ведь были нормальными ребятами, с психикой было все в порядке, но слово "THE BEATLES" было святым. В Советском Союзе "Битлз" были больше чем "Битлз", потому, что власть их старались не замечать, и все знали, что их никогда в Союз не пустят. Но не заметить такое явление было не так просто, поэтому в прессе иногда появлялись статьи с негативным душком, о сломанных на концертах стульях, и разбитых после концерта витринах. Но наш народ умеет читать между строк, и это лишь усиливало чувство благоговения и радости, что живут где-то в Ливерпуле четверо простых парней, которые перевернули этот мир.

     В школе все парты, учебники, сумки, были исписаны словом "The Beatles", появились и новые названия: "The Rolling Stones", "The Who", "Dave Clark Five", "Animals", "Swinging Blue Jeans". Откуда это все взялось? По ночам Славка стал слушать "Голос Америки". Как ни странно, родители не запрещали ему это.

* * *

     Приемник был старый - радиола "Чайка", и в проигрывателе использовались патефонные иголки. Диапазон тоже не весь работал (что-то там было не в порядке с конденсатором), но промежуток на коротком диапазоне в 25 метров, работал сносно, и этого было вполне достаточно, чтобы поймать "Голос Америки" или "Мировую Службу Би-Би-Си".

     Короткие волны периодически затухали, да еще и глушились советскими спецсредствами, но иногда передачи проходили хорошо, и можно было услышать и узнать много интересного.

     Своего второго деда, по отцу, Гаврила Прокопьевича, Славка не знал, он погиб под Ленинградом, и похоронен где-то в братской могиле на Пулковских высотах. Их было пятеро братьев, они "делали революцию", но после трое сгинули в сталинских лагерях.

     Были они лихими ребятами, жили на Украине, и организовали одну из первых коммун. Дед появился перед бабкой, которая уже была сосватана в "кулацкую" (то есть богатую) семью, весь в коже и с маузером. (Вот он рок-н-ролл!) Бабка влюбилась сразу, и он ее увез с собой на тачанке, в тот же день, прямо из-под венца, дав предупредительную очередь из "Максима" по пустившимся вдогонку оскорбленным хлебопашцам.

     Жили они дружно и счастливо. В начале войны дед имел мобилизационную броню, как работник дорожного управления, но пошел добровольцем. Уходя на фронт, он сказал ей: "Никому не давай себя в обиду". Она была верна ему всю жизнь, больше не вышла замуж, и всегда тихо плакала на День Победы у себя в уголку. Похоронка ей пришла 9 мая 1944 года.

     Один из братьев деда стал секретарем райкома в Харькове, но в 1937 году был расстрелян за то, что имел немецкую радиолу "Грюндиг". Его обвинили в шпионаже. Написала на него донос домработница, и осталась за это в его квартире. В то время, не зарегистрированный радиоприемник, это то же самое, что пуд героина в наше, только вот наркоторговца за "шпионаж" не судят. И понятно, откуда у Славки был такой интерес к "Голосу Америки" и "Би-Би-Си". Гены расстрелянного комиссара как "пепел Клааса" стучали в его сердце.

     По субботам в 10 часов по московскому времени начиналась музыкальная передача для молодежи, и если советские глушилки работали в пол-силы, можно было услышать: "Привет, друзья! Вы слушаете "Голос Америки" из Вашингтона, у микрофона Маша Суханова, недавно Битлз выпустили новый хит, называется он "Путешествие на один день" послушайте". Это было что-то. Сразу же брался карандаш, и записывалось название песни, чтобы назавтра рассказать об этом друзьям. "А теперь немного музыки в стиле "Блюз" - новая композиция группы "Цыплячья клетка". Это был кайф! И Маша Суханова, и Юрий Осмоловский очень много сделали для того поколения, если их до сих пор помнят.

     Всеми порами тела Славка впитывал информацию о любой группе или певце, о которых рассказывали в этих передачах, этого нельзя было услышать по советскому радио. Но были исключения.

     На удивление всем по центральному радио вышла передача о только что появившихся хиппи, сопровождала это все музыка Боба Дилана. Боб Дилан в ней представлялся как исполнитель антивоенных "песен протеста", что, в общем-то, и соответствовало действительности, но только наполовину. Боб Дилан был глашатаем хиппового движения. Правда, умолчалось в этой передаче, то, что настоящая фамилия Боба Дилана была Циммерман. Странно, как такую передачу пропустили на советском радио.

     И тут Славка понял, что фишка вся в том, как преподносится автор. И если он - враг империализма, то он друг советской молодежи. В последствии это здорово пригодилось.

     Появился настоящий интерес к изучению английского языка, хотелось понимать, о чем поют Битлы и остальные, но в школе его преподавали скучно, и ничего не знали о сленге. Поэтому приходилось во все вникать самому, и Славка узнал значение глагола "to fuck".

     В юном возрасте, какое-нибудь слово или фраза, пословица или поговорка, строка из песни, воспринимаются по-своему, необычно и загадочно, и позже, когда человек начинает понимать простой и банальный смысл того, что казалось ему таким таинственным, приходит разочарование. Мат воспринимается как нечто чужеродное, очень неправильное. Маленький человек совершенно не знает значения этих слов, и, естественным, природным иммунитетом отвергает их. Лишь позже, разобравшись, что к чему, он уже лихо щеголяет этими словечками перед своими друзьями, пытаясь казаться взрослым и опытным. И его обязательно закладывает какой-нибудь отличник, и мать стыдит и наказывает его, называя "подгулявшим купчиком". Но постепенно, это переходит в привычку, и даже в некоторую физиологическую потребность, первоначальный смысл и значение этих слов утрачивается, никто не вкладывает в эти слова их значение, и эти "соленые выражения" становятся чем-то вроде знаков препинания. Как восклицательный знак.

     Многим русским людям, долго прожившим за границей, и не общавшимися с соплеменниками, это не совсем понятно, и бывший лабух, анекдотчик и матерщинник, с удивлением слушает вашу болтовню, покачивая в недоумении головой. Но нельзя русского человека лишить этой небольшой радости. Он будет не совсем русским без водки и мата. Хотя, без водки прожить можно. Я это знаю точно. У меня есть один знакомый-забулдыга по кличке "Бухгалтер". Он никогда не ругался матом, хотя пьет все что горит. Пьет он в одиночку.

     Употребление мата, это особое состояние души, и, научиться этому в принципе не возможно, здесь многое зависит от места, времени, и среды, где находится человек. Даже прошедшего "Крым и Рым" бродягу, может покоробить и ввести в неловкость не к месту, а, главное, не умело брошенная фраза, а в какой-нибудь суперрафинированной компании она будет как раз, и даже дамы в вечерних туалетах ничего крамольного не увидят. Я вас уверяю. Опять все зависит от места и времени. И от внутренней культуры, если хотите. Все должно быть к месту и вовремя. "Золотые слова, и вовремя сказаны", как говорится. Для молодых мат - это средство самоутверждения, такое же, как рок-н-ролл или бокс. Только не стоит этим злоупотреблять, и четко знать, где что можно сказать, а где - промолчать.

* * *

     Середина 60-х - бум дворовой семиструнной гитары. Достаточно было выучить три незамысловатых аккорда ("маленькая звездочка", "большая звездочка", "лесенка"), и нехитрый бой в стиле "румба" под названием "восьмерка", и ты становился королем двора.

     Песни исполнялись соответственно, тоже примитивные. Всякая чушь про "Банду кадыра Али" или Ялту "где растет золотой виноград". Исполнялось это все с большим вдохновением и особым гундосым придыханием. Особой популярностью пользовалась песня про Ташкент и девушку Таню: вся компания выла: "Тань-я, Тань-я, ты меня за все прости, трудно Тань-я от тебя совсем уйти". Смысл слов терялся в бренчании, и Славке было не совсем понятно, зачем же уходить от такой хорошей девушки, и куда? Все песни исполнялись в одной тональности, и были похожи друг на друга как близнецы. И это начинало всех понемногу утомлять. Так, вскоре появились мажорные мелодии - Славка подобрал на слух "Twist again" Чабби Чеккера.

* * *

     Надо сказать, что к тому времени Славка знал несколько аккордов на семиструнной гитаре и пел песни "Гренада" на стихи Михаила Светлова и что-то из Высоцкого, в общем, всякую лабаду. Игралось все это своеобразным боем в стиле "румба" называли его "восьмерка". Все их поколение начинало с "восьмерки".

     Все в школе ходили и били растопыренными пальцами восьмитактную румбу по учебникам, по доске, по парте, а иногда кому-нибудь и по голове. У кого-то это дальше не пошло, Славка же, начал понемногу понимать, что такое гитарный рифф и пытался петь рок. Срочно нужен был человек, с которым это можно было сделать вдвоем.

     Человек такой был. Он жил в их большом дворе, в соседнем доме. Звали его Витя Дмитриев, а по-простому Дима. Славкина бабка так всю жизнь и думала, что его зовут не Виктор, а Дима. Забавно звучало: - "Здравствуйте, бабушка" - " Здравствуй, Дима". "Дима" уже знал шестиструнную аппликатуру.

     И вот Славкина мать сделала, по ее мнению, непростительную ошибку: перед Новым годом она подарила ему гитару. Была она приобретена по великому блату в магазине "Мелодия".

     Дело в том, что дома у них гитары не было, и в виду тотального дефицита приходилось бренчать на чужих, да и жлобских (рыночных) отношений они не знали, и запросто можно было одолжить у кого-нибудь все что угодно: от велосипеда, например, до гитары. И это было нормально. И жаль, что такого больше не будет никогда. Так вот: гитара была желтая, такого канареечного цвета. Пахла она удивительно: лаком, соснами, и ему казалось даже морем. Электрогитара "Фэндер", которую Славка купил через десять лет, так не пахла никогда. Наверное, это запах юности.

     Гитара была шестиструнная, поэтому он миновал тот период жизни советских начинающих гитаристов, которые, опустив лишнюю седьмую струну, заводили ее за гриф, и, зафиксировав затем ее спичкой, строили инструмент на шестиструнный лад. (Выбросить лишнюю струну нельзя - гитара чужая.) Витек показал ему прием "баррэ" и объяснил, как ставить аккорд соль-мажор и соль-минор, и как их можно воспроизвести в трех положениях на грифе. Он это усвоил быстро. Остальные аккорды он подобрал сам на слух. Через неделю Славка уже сносно играл на шестиструнке.

     Дело в том, что в отличие от семиструнки, на шестиструнной гитаре аккорд звучит мощнее, зажимаются сразу все шесть струн, а для ритм-гитары это особый, более плотный саунд, где можно сыграть риффами. Это был правильный, настоящий блюзовый звук.

* * *

     Один индийский мудрец сказал: "Музыка выше небес", и с годами человек начинает понимать некоторые вещи, которые раньше не понимал, и о которых не задумывался. Он начинает подходить к началам понимания того, что такое музыка. Объяснить (и понять) что это такое, вероятнее всего, человеку не дано, и поэтому он всегда будет лишь подходить к началам этого понимания.

     Музыка для человека чрезвычайно важна. Мир звуков, объединенный семью нотами и гармонией природы, подарен людям небесами, и отражается в их ощущениях, и чувствах. Большинство людей этого не осознает, но подсознательно чувствует. И проявляется это опять же в юном возрасте. Это о том, что касается музыки вообще. Теперь о роке и блюзе в частности.

     Собственно говоря, блюз и есть эта самая "музыка вообще". Это истинно народный, и (не побоимся этого слова) - интернациональный способ музицирования, с универсальной формой и доступным в большинстве случаев содержанием. Блюз может играть и абсолютный неумеха, новичок, смутно набирающий на шести струнах три натуральных аккорда, и консерваторский виртуоз - и в первом, и во втором случае может получиться правильный и хороший блюз. А может и не получиться - ни в первом, ни во втором. Здесь всё зависит от того, чувствует ли человек что-то такое, что парит в пространстве, и если он может передать это остальным, то это и будет то самое, о чем мы начали говорить.

     Блюз, как уже сказано, музыка универсальная, музыка космическая. Доказательством этого является тот факт, что, например, индийские раги, русский "блатняк" и балалаечные трели, еврейский местечковый фольклор, грузинское многоголосье, германские марши, и шотландские джиги универсальной музыкой, понятной и принятой повсеместно, не стали, и вряд ли станут. Эти музыкальные формы локальны, хотя любителей и первого и второго и пятого и десятого много.

     Но блюз - музыка для всех, это очевидно, и это аксиома. Музыка, пришедшая в мир через афро-американцев (изначально - африканцев), была принята европейцами (условно - всеми людьми белой расы), как народная и считается (по факту) едва ли не народной (европейско-американской). Блюз это не минор, и не мажор, это где-то посередине. Найдите мне такое же количество любителей и фанатичных поклонников полек и цыганских романсов, и я выплачу вам неустойку за время, потраченное на чтение.

     Аутентичный, подлинный, исходящий из первоисточника, архаичный блюз, насчитывает десятки стилевых разновидностей. Что же касается блюза современного, то эти разновидности распыляются в пространстве от джаза до биг-бита, от баллады до рок-н-ролла, фанка, соул и хэви метал.

     И мы случайно, не понятным образом прикоснулись тогда к этой тайне, что со временем станет очевидной и для других. Нам просто повезло. Раньше многих, мы начали подходить к пониманию того, что здесь главное. Без посторонней помощи, вслепую, чисто интуитивно встали на этот путь. Потому что путь этот лежал через сердце. Но многие петляли в темноте, покупались на какую-нибудь пустышку, а многие вообще проходили мимо, так и не узнав того, что начало открываться нам. И в этом нет никакой катастрофы, просто им это не дали понять. Было очень мало возможностей, и так мало музыкальной информации, чтобы слушатель всё понял, решил, принял для себя, полюбил и сделал соответствующие выводы.

     Ибо, первое - музыка выше небес, поэтому объяснять её простому человеку не представляется возможным; надо просто сыграть ему что-нибудь стоящее; второе - слушатель, не идиот, и сам в состоянии отличить плохое от хорошего. Надо только дать ему послушать это хорошее, но оно, к великому сожалению, мало где звучало, и мало где звучит до сих пор.

     Нужен ли был блюз? И важен ли он до сих пор? Конечно да. По одной простой причине - музыка есть одна, она существует вся и сразу. Музыканты, стили, формы, инструменты - суть лишь ворота, двери через которые она входит в мир. Входит и наполняет его красотой. Ворота блюза оказались шире некоторых прочих - и мы были лишь привратниками.

     Невозможно отгородиться от музыки высокими заборами и границами с колючей проволокой, невозможно расставить минные поля там, где летают свободные птицы, нельзя запретить то, что дано каждому от рождения, как способность дышать. И если ты чувствовал фальшивый патриотизм и лицемерие в поведении начальствующих остолопов, ты острее нуждался в свежем глотке свободного и чистого воздуха, проникающего в страну через щели и дыры мёртвой идеологии. Планета наша достаточно маленькая, и многие люди приходили тогда к пониманию всей бессмысленности деления музыки на "свою" и "чужую". И благодаря этому, интуитивному пониманию Вселенной, через то, что мы называем блюзом, многие стали находить крупицы истины, как в фугах Баха, так и в риффах Джими Хендрикса, и переставали делить мир на своих и чужих. Делить-то, собственно, нечего. Всё это наше общее, и нужно брать с радостью и благодарностью то, что уже есть, что уже давно существует, и предназначено для всех.

* * *

     Играть они начали с Витьком в его подъезде, на площадке между первым и вторым этажом. С любезного разрешения Витькиных соседей. Вечером это продолжалось до десяти часов. Иногда кто-нибудь выходил и просил сегодня не играть, и они соглашались. Вообще соседи Витькины, в основном пенсионеры, люди были тихие и покладистые. И пацаны им были благодарны за это.

     В подъезде они звучали классно: хорошая акустика в больших подъездах домов "старого фонда", это вам не панельная "хрущевка". Играли они тогда инструментальные пьесы из "Shadows" и "Ventures", переигранные советскими доморощенными гитарными ансамблями типа "Поющих гитар" и "Электрона". Витек играл соло, Славка - ритм. Это было время, когда все получалось, они не плохо сыгрались для учеников восьмого класса, никогда не посещавших музыкальную школу, и имевших, как, например Славка - "тройку" по пению. Был такой предмет в тогдашних школах.

     Его "тройка" по пению не говорит о том, что он не умел петь. Просто уроки пения у них вели преподаватели-практиканты и на каждом уроке появлялся новый. Школа их была своеобразным полигоном для педагогического училища и если бы не "Битлз", навсегда бы привила им отвращение к музыке. Что может дать ребенку практикант, который за показательный урок сам получает "тройку", или иногда замещавший практиканта учитель рисования, что на трофейном немецком аккордеоне путался в трех аккордах какого-нибудь композитора Мурадели? (Кстати, помнит ли кто-нибудь такого деятеля советской культуры?)

     Или еще: приходит очередной практикант (в основном практикантка) и аккомпанирует поющему классу на домре. На одной струне, медиатором, как на мандолине! Класс! Как можно под это петь? Поэтому он не любил народную музыку. Не любил хор, не любил баян, не любил русскую народную, украинскую, американскую (кантри) кстати, тоже не любил. И ничего с этим не поделаешь. Не любил любую народную музыку. И не любит её до сих пор. Из народных инструментов любит только волынку. Такая была у них школа. Но один урок ему запомнился на всю жизнь.

     Показательный урок. Ученики, практикантка, и экзаменаторы. Она рассказала им об Эдварде Григе. А именно: о его "Пер Гюнте". Она рассказывала об этом скитальце, о его Сольвейг, о троллях, о его приключениях и возвращении, и включила проигрыватель. Большое ей спасибо. Грига с тех пор, они воспринимали так же, как и рок-н-ролл. А ведь кто-нибудь мог так же рассказать и о Бахе, и о Бетховене, о Моцарте, о Паганини, наконец, (это ведь Хендрикс девятнадцатого века!) Но все это приходило к ним намного позже, и догоняли они все это через призму рок-н-ролла. И без посторонней помощи, между прочим.

     Они ведь уже знали, что существует на свете нечто другое, интересное, живое. Это вам не гербарий из терций и квинт, о которых им говорили как о десятичных дробях. О музыке нельзя говорить скучно. Здесь надо или говорить, или молчать. А если не можешь заинтересовать слушателя, то лучше уйти. Надо любить то, о чем ты говоришь, надо жить этим, если ты пришел учить.

     Речь, кстати не только о музыке. Чуть позже, уже в институте, у Славки был преподаватель сопромата. Никто никогда не пропускал ни одной лекции, потому что т. Гольцов (так его звали) мог передать свою любовь к этому наискучнейшему предмету. Лекцию он читал, не глядя в конспект, у доски он парил, завораживал, и эта его любовь передавалась студентам. Но был и другой. Убогий. Он вел практические занятия по тому же сопромату: какой-то весь неряшливый, зачуханный, страдал сильным заиканием. И видимо сознавая свою физическую ущербность, издевался над студентами. На экзамене Славка хотел выбить ему зубы.

     Представьте себе учителя истории, который бы рассказывал о заурядных событиях прошлого не хуже Эдварда Радзинского. Где бы мы могли тогда быть? Хотя с учителем истории в школе Славке повезло: о Великой Отечественной войне он рассказывал очень интересно. Сам участвовал. Правда, как потом оказалось - на другой стороне. Был, говорят полицаем в Белоруссии. Но потом куда-то пропал, говорят, что нашелся выживший свидетель и опознал его как участника расстрелов. Михаила Ивановича арестовали и, наверное, поставили к стенке. А ведь метил человек в директора школы, но никак в КПСС не принимали. Вот такая история, вот такая страна - лимония была. Зато выпускной экзамен по истории Славка сдал на "отлично". Хоть и полицай, а преподавал интересно, и опрос вел как в гестапо.

* * *

     У тебя сегодня праздник. У тебя сегодня появилась своя гитара. Тебе не терпится поделиться этой радостью, и ты бежишь к Витьке в подъезд. Тебя уже ждут. Все по очереди рассматривают ее, и пытаются побренчать. Гитару следует настроить, и Витёк, подкручивает тебе колки. Струны новые, латунные, таких нигде нет, и звук первого аккорда отдает металлическим звоном. Этот звук разносится эхом по пустому подъезду, и ты чувствуешь, что что-то ёкнуло под сердцем. Ты чувствуешь, как у тебя начинают расти крылья, и ты уже на седьмом небе. Это то, чего так не хватало тебе всё это время. Это то, ради чего стоит жить.

     И вы начинаете играть вдвоем. Солирует Витька, а ты, играешь ритм, пытаясь вставлять риффы, подслушанные тобой у Чака Бэрри.У вас всё получается, и это лишь усиливает чувство трепетного восторга. Тебе всего четырнадцать лет, а ты уже что-то сделал сам, своими руками. Вы играете рок-н-ролл и босса-нову, вы играете баллады и бит. Вы даже не знаете пока, как это называется, но душой вы уже чувствуете блюз, и пытаетесь петь на два голоса. "Апачи", "Шербурские зонтики", "Твист энд Шаут" - играется "на раз". Завтра вы разучите "Roll over Beethoven", "Rock-n-roll music", и "Yesterday", чуть позже - "Lady Jane" и "Carol". Эта "забугорная" музыка не даёт вам покоя.

     Их уже много этих клёвых групп: Шэдоуз и Битлз, Роллинг Стоунз и Энималз, Кинкс и Ярдбёрдз. И на горизонте уже замаячили Эрик Клэптон и Хендрикс. В Лондоне уже появились первые хиппи, приплывшие из Калифорнии - лохматые, в бубенчиках, бусах и браслетах, и на Поpтобелло-pоуд, вдоль бесконечных рядов толкучки бродят паpни и девочки со всего миpа, и говорят о своей "Власти Цветов". Они ничего не требуют, а просто показывают себя солнцу и Лондону, свои огромные космы, банты, галстуки, колокольчики, бусы, гитаpы... Цветы, власть цветов - смотрите на нас и меняйтесь! Грядет революция духа, революция любви! Все ваши друзья, эти первые ваши слушатели, вместе с вами. Они не хулиганят сегодня, они с удивлением, молча слушают, и лишь кое-кто закуривает в паузах, и просит повторить.

     И вы опять уносите всех на крыльях своей музыки из этого полутемного подъезда, совсем в другой мир, где нет хора имени Пятницкого, убогой советской эстрады, духовых оркестров, и военных ансамблей песни и пляски. Вы создаете для всех другой мир - свой, где все равны, и песни поют совсем другие. И колокольный звон ваших гитар откликнется эхом, и останется навсегда в благодарных сердцах ваших друзей.

* * *

     Вскоре в городе начался новый бум. И поднял его ансамбль из Риги, который назывался "Жемчужная гитара". Бум электрогитар. По всему городу были расклеены афиши на латышском языке, название было написано не по-русски, готическим шрифтом, а на фотографиях - люди с электрогитарами, в темных очках. Гитары были как у Битлов, прически и костюмы - тоже. Это были люди оттуда - почти с Запада. Они и говорили с акцентом.

     Надо заметить, что в то время присутствие в составе электрогитары, а в названии слова "гитара", или "гитары" уже гарантировало половину успеха, как, например: "Поющие гитары", "Червоны гитары", и т. д. Присутствие же в составе ансамбля духовых инструментов: саксофона или трубы воспринималось молодежью как ретроградство, и относилось по незнанию к джазу, который Славка вообще не замечал и игнорировал. У поклонников джаза игнорировалась электрогитара в составе, так же как у рокеров, например, тромбон, а инструмент под названием кларнет вообще считался пригодным лишь для игры на похоронах. Тогда "жмуров таскали" по улицам, и эту музыку услышать можно было чаще, чем бит.

     Так вот: ансамбль из Риги произвел в городе настоящую революцию. Славка, конечно, понимал, что вся музыка, которую он слышал до этого, делается обыкновенными, живыми людьми, но видеть таких не приходилось, а музыка из допотопного приемника, все равно воспринимается не так. Назначение бас-гитары, например, не совсем понятно, и по ошибке иногда это воспринимается за солирующий инструмент. И еще много всяких вопросов возникает, с ударной установкой, например. Зачем нужен большой барабан? Чтобы написать на нем название группы? А зачем там педаль? И как ее использовать? На все вопросы одним выступлением ответил ансамбль из Риги "Perles Gitara". Это было первое выступление настоящей рок-группы. У многих оно определило дальнейший путь.

     Зал был забит до отказа. Сидели на подоконниках, стояли в проходах. Яблоку упасть негде. На сцене стояла серебристая ударная установка, колонки обтянутые желтым материалом, сверху - усилители с включенными зелеными глазками. Гитары стояли, опираясь на колонки. Они были не самодельные, а настоящие, черные, плоские, готовые к бою.... Сбоку был электроорган. Все было готово. Сэйшен начинался.

     Надо заметить, что Славка, уже знакомый с шестиструнной аппликатурой, определился в своем месте в группе. В подъезде они месяца полтора играли с Витьком, Витек - соло, Славка - партию ритм-гитары. Все подбиралось на слух, потому что ни Витек, ни Славка нот не знали, что, в принципе не так важно для этой музыки, которая, как и джаз, состоит из темы и импровизации. Главное что надо здесь знать - это построение и обозначение аккордов, а это не сложно. Всё остальное играется душой. И самое основное - чувство ритма и слух. Со слухом у Витька было все в порядке, а вот чувство ритма несколько хромало. Замылил он его летом, когда брал уроки игры у одного гитариста, играющего классику. А назад, все никак не мог въехать. Славку на начальном этапе это вполне устраивало, но потом начало понемногу раздражать. Ему надо было двигаться дальше. А Витек буксовал и топтался на одном месте, хотя неплохо импровизировал, но иногда из глубоких запилов никак не мог попасть в такт. И они расстались вполне нормально. Друзьями.

     И вот приезжие музыканты из Риги заставили Славку по-другому взглянуть на то, чем он занимался. Концерт в Машиностроительном техникуме, или как его еще называли в "Машинке", произвел на него неизгладимое впечатление. Это было тогда самое центровое место тусовки, и попасть на вечер в "Машинку", было делом не простым. Пацаны пролезли, естественно "на шару", устроились на подоконнике, и праздник начался.

     Вышли пятеро молодых людей, и грянули что-то из "Shadows". В общем, ничего особенного по нынешним временам, но тогда это был совершенно новый саунд: три электрогитары, ударные и орган. Все звучало как из приемника, но, самое главное, стало понятно, что такое бас-гитара. Это была музыка оттуда, и исполняли ее вполне живые люди. Но больше всего Славку поразил человек, игравший на ритм-гитаре: он пританцовывал, вставал на одно колено, пользовался каким-то рычажком на гитаре, от чего звук качался и расплывался... Все улетели! Выбор был сделан окончательно.

     И Славка понял, что когда-нибудь он сможет так же. Оставалось только найти единомышленников. И такие люди были, в его классе.

|  Начало  |  1 страница  |  2  |  3  |  4  |  5  |  6  |  7  |  8  |  9  |  Конец  |