|  Начало  |  1  |  2 страница  |  3  |  4  |  5  |  6  |  7  |  8  |  9  |  Конец  | 

* * *

     Идея создания своей группы висела в воздухе. В Славкином классе, в принципе уже была готовая рок-группа. Потому, что здесь самое главное - это психологическая совместимость. Это что-то тонкое, на уровне восприятия мира, чувства юмора, и еще чего-то такого, что присутствует в воздухе, в общем, всего того, когда люди становятся друзьями.

     Вовка Журавлев, "Джура", выбрал бас-гитару, Славка уже давно определился, а на соло гитаре должен был играть Витя Елецкий. "Витёк". И так: Джура, Витек и Славян. В команде еще был Петька Артемов - группа технической поддержки. Долго выбирали кандидатуру ударника, и, наконец, остановились на Юрке Штоле.

     Чего не хватает банде рокеров? Да самой малости - электрогитар. Для начала надо было сделать электрогитары. В то время вся страна выпиливала каких-то рогатых монстров, отдаленно напоминавших, как потом оказалось "Fender Stratocaster". В каком-то журнале для умельцев была даже статья с подробным описанием как это делать. Все искали датчики, называли их "адаптерами" и было известно несколько конструкций этих самых адаптеров.

     Самым простым способом было приспособить пьезоэлемент от патефона для съема звука. Хрупкая пьезо-пластинка ценой в четырнадцать копеек присобачивалась к корпусу обыкновенной гитары (обычно на ту ее часть, откуда натягивались струны). Путем сложнейших механических ухищрений все это более-менее крепилось к деке, к кристаллу припаивался провод с вилкой от радио, и гитара была готова к эксплуатации. Но вся эта конструкция была очень хрупкой, поэтому использовалась лишь в стационарных условиях дома. Большой удачей считалось тогда найти "фирменный" адаптер. Такие стояли на так называемых "гавайских гитарах". Тех, не понятных простому люду инструментах, что валялись во всех музыкальных магазинах. Их покупали, чтобы разобрать и использовать по-своему все запчасти от этого чуда, вплоть до ручек громкости. Такая с позволения сказать "гитара" на гитару совсем не походила, никто толком и не знал, как на ней играют.

     В популярной тогда телепередаче "Кабачок 13 стульев", артисты, изображающие музыкантов, держали этот обрубок наперевес, и имитировали игру гитариста. Если удастся увидеть запись этой передачи тех лет, обратите внимание на это. Я недавно видел. Очень забавно выглядит.

     В каждой школе ученики долго "укатывали" директора, и, наконец, он сдавался: покупалось это чудо, стоившее по тем временам хорошие деньги: аж семьдесят рублей.

     Пацаны с большим энтузиазмом взялись за дело. Перестали хулиганить. Оставались после занятий в школе и выпиливали в столярной мастерской из сосновых досок рогатые заготовки, которые затем долго доводились до ума при помощи наждачной бумаги. Надо сказать, что из четырех заготовок дошла до финиша только одна. Она была покрашена черным "кузбасс-лаком", долго сохла, и долго потом пачкала руки и одежду, но говорят, после их выпуска она еще долго играла в школе.

     Учителя удивлялись переменам, и уже не так часто гнали всех в парикмахерскую, или домой, выпарывать из брюк вставленные ночью клинья. В моду входил клёш, и кое-кто старался не отставать от времени. Директор называл всех "ребятки", и обещал помочь с инструментами и аппаратурой. И помог. В школу купили две электрогитары (если их так можно назвать), одна из которых была акустическая семиструнка, а другая - гавайская.

     Гавайская, этот загадочный обрубок, была сразу же разобрана на запчасти, главными из которых были звукосниматель, колки и ручки громкости. Все это было установлено на одну оставшуюся из четырех заготовок, которая никак не хотела сохнуть, и чтобы не испачкаться, впору было одевать фартук и нарукавники. Но это уже было не важно. Гитара более-менее строила, потому, что в журнале "Моделист-конструктор", рассказывалось о том, что такое мензура, и струнодержатель установили в правильном месте.

     Не было бас-гитары, но у одного друга отец работал баянистом в Доме пионеров, а там без дела пылилась "концертная гитара" зеленого цвета, со звукоснимателем и резонаторными эфами как на скрипке. На нее поставили четыре струны, и Джура с этой гитарой стал похож на Билла Уаймена.

     В том же магазине купили "тройник": большой чемодан, в котором были: рабочий барабан, под названием "трескун", хэт, тогда его почему-то называли "чарльстон", стойки и тарелка, на которую изолентой приклеивались двухкопеечные монеты, (чтобы она дольше шипела).

     Гитары включались в два школьных усилителя "Кинап" и "Пионер". Так же была органола "Юность" (все почему-то называли ее "Ионика"), но она создавала какой-то фон. Да и никто толком не мог тогда на ней играть. Джона Лорда тогда еще не слышали, да и смог бы на ней сыграть Джон Лорд? Вот вопрос.

     Джура был талантливым музыкантом, с детства играл на трубе в духовом оркестре, обладал абсолютным слухом, и прекрасным чувством ритма. Он мог играть и на ударных, поэтому быстренько показал Юрке, как надо управляться с барабаном, хэтом и тарелкой, и он это уловил сходу. Витьку вообще ничего не надо было показывать, он один из всех закончил музыкальную школу по классу баяна, и играл правильно, а Славка уже прошел школу подъездного рок-н-ролла, и ему это было не ново. Они заиграли сразу. Репертуар не отличался оригинальностью. Быстрая - "Твист эгейн", медленная - "Дом восходящего Солнца". Инструменталки в духе "Ventures". Но однажды подключили микрофон, и Славка спел "Hippy, hippy shake" - а этого пока еще никто не делал в городе.

     По воскресеньям проходили репетиции. Специального помещения в школе не было, и роль актового зала выполнял коридор второго этажа, где была сцена, и проходили вечера с танцами.

     Репетиции проходили с большим подъемом: все грохотало в пустой школе. И испуганная техничка с возмущением сказала как-то: "Такие хорошие ребята, а играете как евреи на кладбище". Кто такие евреи, пацаны знали, но как они играют на кладбище, они не слышали. Что она имела в виду? Убей - не понять до сих пор. Тогда Славка первый раз спел "Shaking all over". Вообще-то это блюз.

     Школьные киноустановки дышали на ладан. "Кинап" был помощней, поэтому в него можно было включить две гитары. Лампы часто горели, и на танцевальных вечерах всегда что-нибудь вырубалось и дымило. И так было везде. В соседней школе были такие же проблемы. Но энтузиазм был так велик, что все это отходило на второй план.

     Одна репетиция в неделю никого не устраивала, и, чтобы не потерять задор до следующего воскресенья, до следующей репетиции, когда можно было вдоволь погреметь, бригада нашла выход. Дом пионеров. В Доме пионеров не было гитар, но было другое: комплект русских народных инструментов, и ребятишки с удовольствием начали там лабать на балалайках.

     Три балалаечные струны строились под три гитарные, а на древнем, деревянном армейском барабане из духового оркестра стучал руководитель танцевального кружка Гена Микульский. Барабан был очень стар, и казалось, что его оставил при отступлении адмирал Колчак. Поверх кожи была натянута рыболовная леска, чтобы барабан лучше трещал. В том же духовом оркестре Гена выпросил тарелку, налепил на нее двухкопеечные монеты, для хорошего шипения, и барабанил как пионер на слёте. Чувство ритма у него, как и подобает хорошему танцору, было отменное. Был он похож за своим барабаном на стойкого оловянного солдатика, и играли ребята битловские мелодии, и блюзы.

     И, так, состав: две балалайки настроенные под шестиструнку, на басу - большая домра. И заиграли "Twist again". В то время им не важно было на чем играть. Важно было сыграться. И они достигли определенных успехов в этом деле. Со школьными инструментами они уже выступали на вечерах в других школах и не только. Их стали приглашать. Их заметили.

* * *

     Вечная советская беда - дефицит. Но инструменты и усилители всегда гуляли с места на место. И если у кого-нибудь что-то погорело, можно было запросто это одолжить в другом месте. И упаси Бог попросить или предложить за это деньги. Жлобство тогда еще не так было развито. Жлобство проявлялось в другом - в извечной беде человечества. В зависти.

     В "Машинке" была лучшая группа в городе. Там были приличные "концертные" гитары.

     Командовал тогда там Гена Денисов - молодец небольшого росточка, в темных очках, крашенный "Лондатоном" под Мика Джеггера. Гена был классным гитаристом, но уже заболел "звездной болезнью". Он был звездой "Машинки". Всего в нем было чуть-чуть больше, чем нужно. Каблуки - чуть-чуть выше, чем у остальных, клёш - чуть-чуть шире, чем следовало, амбиций почти как у Наполеона. И какой-то столичный снобизм.

     Гена встречал людей по одёжке, часто забывая проверить главное в человеке. И вот наши ребятки, по наивности меряя всех своей меркой, завалили как-то в "Машинку", в надежде одолжить на один вечер бас-гитару.

     Они остались без баса, потому что отец очередной Вовкиной подруги, по-пьянке, выкинул гитару с балкона. Старенькая гитара, которая и так дышала на ладан, рассыпалась в щепки. Приговор был крут как после серьезной аварии: "восстановлению не подлежит". Зато все было аккуратно разложено "по частям", по разным кулёчкам. А через день надо было играть на каком-то межшкольном вечере. И вот обнаглевшие девятиклассники пришли просить помощи у самого Дениса! Гена, естественно, отказал, предварительно сыграв со своим ритм-гитаристом небольшой джем, в назидание, и гордо удалился, бросив через плечо: "крестьяне". Пацаны были растоптаны. Как далеко было им до этих модно одетых молодых людей в клешах, с такими гитарами и такой заносчивостью. Кстати, ничего особенного Гена тогда не выдал, он уже начал буксовать на своей семиструнке. И это был первый урок. Не лезь со своим уставом в чужой монастырь. Но это закаляет.

     И через месяц Славка все же сделал ответный ход. Набравшись смелости, вышел у них на репетиции на сцену, попросил подыграть, и выдал "Roll Over Beethoven". Теперь растоптан был Денисов, у него даже очки запотели. Они не пели на английском. Никто в городе еще не пел на английском. По английскому у Гены была слабая тройка с хвостиком. Но надо отдать ему должное - он подошел и извинился за тот свой поступок, и они со Славкой подружились.

      Гена Денисов играл на семиструнном строе, очень виртуозно, и иногда проделывал довольно оригинальные штучки. При отсутствии на своей самопальной красной гитаре (с зеленой пластмассовой передней панелью из украденного в студенческой столовой разноса) рычага-тремоло, умудрялся подтягивать струны дергая гриф на себя. Это было его ноу-хау, он не знал конструкции "Телекастера" модели "Нэшвилл". После этого гитара, естественно, расстраивалась, и чтобы закончить номер, Гена пользовался оригинальным приемом, подтягивая пальцами струны уже на грифе, подобно Джими Хендриксу, которого тогда еще никто не знал.

     Аппаратура была все та же что и везде - "Кинап", но вскоре в магазине наглядных пособий были приобретены три усилителя "УМ-50", которые использовались диспетчерами на железной дороге...

     Это уже казалось прорывом - усилители были предназначены для воспроизведения речи, и комплектовались микрофонами МД. Три ламповых тяжёлых циклопа покрытых серой эмалью, с зеленым индикаторным глазом имели металлическую ручку наверху, и казались верхом радиоэлектронной мысли. (Пятьдесят ватт!). Святая наивность. Тогда мало кто знал что, характеристики отечественной аппаратуры, заявленные в паспорте изделия, мягко говоря, не совсем соответствовали тому, что они на самом деле выдавали. А выдавали они не понятно что, потому, что собраны были из радиотехнического хлама, который забраковал военный представитель, и хлам этот шёл в "ширпотреб". А "ширпотреб" этот совсем уж не соответствовал тем стандартам, которые давно существовали на Западе. Понимаете, ДАВНО. То, что было сделано великим Лео Фендером, ещё в сороковых годах, и существует до сих пор, до нас дошло очень не скоро. А сделано это было раз и навсегда для всего мира... (Понимаете, как нас обделили?)

     И на фоне всего этого равнодушия, появлялись энтузиасты, которые в кустарных условиях дорабатывали эту рухлядь, интуитивно, на ощупь, пытаясь сократить хоть на шаг космические расстояния между тем, и своим звуком. Безымянные умельцы, слабо знавшие в детстве закон Ома из школьной программы, от великой любви к этой новизне, зачитывались журналом "Радио", и догоняли, и перегоняли то, что не могли им вдолбить школьные учителя физики, и становились крутыми специалистами, и могли поспорить с кандидатами наук, и часто выходили победителями из этих споров.

     Молодые подвижники советской рок-революции, зарабатывали себе первые сроки за кражу динамиков из стадионных "колоколов", чтобы не пропить, и не проиграть в карты предмет кражи, а поставить их в самодельную колонку, обтянутую коричневым кожзаменителем, идущем на обивку тракторного сиденья. И подарить этот звук другим. Поколение романтиков, поколение дефицита. Я снимаю перед Вами шляпу. На Западе этого не понять.

     Там никто не включал самодельный бас в школьную киноустановку, там и в голову никому не могло прийти использовать усилители и микрофоны, предназначенные для объявления остановок, при создании музыки, и фирма "Shure" с одинаковым успехом выполняла как заказы Министерства обороны, так и пожелания музыкантов. Всегда возникал вопрос: почему в космосе мы первые, а здесь никак не можем дотянуть хотя бы до венгерского "БИГа"? Хотя и в космосе, как потом окажется, не всё было в порядке всё из-за тех же самодуров из Политбюро.

     Усилители надо было чем-то загрузить, и эту задачу поручили группе технической поддержки во главе с товарищем по кличке "Боб". Все звали его "Боб-электрик", или "Человек-паяльник". Боб был местный Джим Маршалл, и отвечал за качество звука в Гениной группе. Он и предложил оригинальное решение проблемы. Со всех аудиторий были сняты радио точки, вынуты динамики, и техникум осиротел, без местного радио.

     Но в актовом зале зазвучали гитары, и директор пошел на эту жертву ради "художественной самодеятельности" (то есть рок-н-ролла). В каждой колонке стояло по десять динамиков от радио, и, конечно, же, эта конструкция прослужила не долго, так как молодой задор требовал драйва, и Гена часто добавлял громкость, и пинал колонки как Пит Тауншенд. Звук начинал хрустеть, предвещая начало эры Хард-рока.

     Вскоре все динамики погорели, и были списаны. На этом закончился период экспериментов. В техникум купили усилители "Электрон-10" (самая работящая аппаратура советского вокально-инструментального творчества, но об этом позже).

     Вместе с новыми усилителями появились и новые гитары - немецкие "Музимы": полуаккустический бас и джазовый "Рекорд". Гордостью техникума была красная чешская "Jolana Tornado" отдаленно напоминавшая знаменитый "Epiphone". Рычаг-тремоло был плоский и работал на два положения - вверх и вниз, но Гена еще долго дергал гриф по привычке.

* * *

     "Машинка" - это самое центровое место в городе. Пройти на танцевальный вечер в "Машинку", это то же самое, что попасть в Мавзолей, отстояв огромную очередь. Ведь помимо студентов, которые проходили на вечер по студенческому билету, была еще и остальная публика, которая в техникуме не училась, но попасть на вечер очень хотела. И пролазили во все щели: в форточку в туалете, в открытое окно аудитории на первом этаже, через кинобудку, или пожарный выход актового зала. Дежурные преподаватели отлавливали какого-нибудь прихиппованного волосатика, и выводили вон. Но по каким-то непонятным причинам он опять появлялся в зале, и опять начиналась охота. В конце концов, они махали на него рукой, предварительно взяв с него обязательство вести себя прилично.

     И так повторялось изо дня в день. И это только подливало масла в огонь, и толпа поклонников росла, потому, что в "Машинке" всегда были приличные музыканты.

* * *

     Окно Славкиной комнаты выходило во двор техникума, через дорогу, и находилось в аккурат напротив выхода из актового зала, и, придя со школы, и сев за уроки, он всегда слышал, как Гена Денисов настраивает свою гитару. Ну, о каких синусах и косинусах можно было думать в это время? О каком еще образе Базарова? И он втихаря сматывался к ним на репетицию. Здесь всегда было здорово, здесь всегда собирались одни и те же люди, которые кое-что значили в этой тусовке, здесь можно было познакомиться с интересным человеком, и запросто "посвинговать" на импровизированном сэйшене.

     Новая немецкая гитара сверкала лаком и никелем. Он брал аккорд и забывал всё на свете. Звук из колонки был таким же, как и у "Битлов", за это можно было завтра и "пару" по геометрии получить, черт с ним, с этим подобием треугольников, зато сейчас он держит в руках гитару почти такую же, как у Джона Леннона. И должен спеть сейчас тоже почти как Джон Леннон! Он постарается. С такой гитарой петь плохо нельзя.

     "Гена, ты слова выучил?" - "Нет?" - "Тогда пой по бумажке, я тебе всё накарябал русскими буквами". "One, two, three, four!!!""It won`t be long yeah, yeah, yeah, yeah, yeah, yeah, it won`t be long, yeah..." - и так каждый день до вечера, уроки приходилось готовить ночью.

     Теперь Славян пропадал у них на репетициях, и часто играл с ними на танцах, потому что школьная их группа, с потерей баса как-то сама собой рассыпалась, да и Витек с Джурой пошли играть в джазовый биг-бэнд. Джура - на тромбоне, Витек - на саксе. А Славян продолжал петь рок-н-ролл. На носу были летние каникулы перед последним выпускным классом. Наступало лето новых знакомств и открытий, новых друзей и новых синяков и шишек. Всего хватало в это лето, это было хиппово-рок-н-ролльное лето семидесятого года. Беспечное и неповторимое, как сама юность.

* * *

     Человек, которого когда-то звали Джефф, ехал по пустому шоссе, он никуда теперь не спешил, он слушал "Led Zeppelin" и вспоминал своих старых друзей.

     С некоторых пор он стал относиться к событиям, не очень приятным для него, как к некоторому благу, и, мелкая неприятность, как, например, сгоревший ни с того, ни с сего, в дороге, предохранитель в системе зажигания, больше не кажется ему проделками "лукавого", а скорее наоборот. Это просто кто-то дает ему понять, что на встречу, куда он так спешил, лучше опоздать, или вообще не появиться. Там ему нечего делать. И остановиться его автомобиль должен именно в том месте, где случай может свести его с человеком, от которого будет зависеть череда дальнейших "случайностей".

     А может быть эта нечаянная встреча важнее для этого человека, которого он и не встретил бы, не заглохни у него машина? Кто знает? Иногда совершенно неожиданный, и странный телефонный звонок, может изменить многое. Всегда подходите к телефону, господа, или хотя бы, прослушивайте автоответчик.

     И не даром говорят: "все, что не делается - к лучшему". Кто-то корректирует Ваш путь. И, если мысли Ваши чисты, исходить это будет со стороны ДОБРА, а если что-то не в порядке в голове, то вмешивается ЗЛО.

     И, когда ты это понимаешь, череда временных неудач, или временное отсутствие денег, уже не приводят тебя в отчаяние, и ты знаешь, что все изменится к лучшему. И может осуществиться твоя юношеская мечта. Стоит только очень сильно захотеть, представить все до мелочей, начать жить этим, и, событие, которое ты ждал всю жизнь, может воплотиться в реальности. Но это ни в коей мере не касается материальных благ, или карьерных продвижений, это касается состояния души.

* * *

     Под фонарем у кинозала стоят две скамейки. Это место встречи друзей. Это место, где можно пошуметь, и побренчать часов до 11 вечера. Здесь всегда собирается много народу, и вы принесли две гитары и бубен.

     На бубен, сантиметров тридцати в диаметре, натянута кожа, а в прорезях по бокам вставлены маленькие латунные тарелочки. Вовка Журавлев кладет его на колени, и стучит ладонями по натянутой коже как африканец по тамтаму, приглушая бой в нужных местах и паузах. Два зайца сразу - и тарелки, и барабан. Это наше изобретение: техника, придуманная не от бедности, а от скудности советской музыкальной торговли и закрытых дверей заведений отечественной культуры, для таких шалопаев как мы.

     Добрый вечер, дорогие товарищи, рок-н-ролл вместе с весной выходит из подъездов на улицу. Еще одно изобретение советского скиффла - это детище Валерки Афонина: он здорово завывает, подобно перегруженной, квакающей электрогитаре Джими Хендрикса, на которого вы недавно соизволили обратить своё внимание.

     Афоня - человек-оркестр, он успевает всё: и прогудеть как бас, и прошипеть как хэт, и прогреметь как басовый барабан, которого здесь так не хватает. Ритм-секция в одном лице. Но лучше всего у него получается истошный вопль из "Bloodsucker" - "А-а-а!!! На! На! На!!!". Завтра вы его будете провожать в армию, и всей толпой будете орать с балкона этот пещерный клич, заглушая Яна Гилана.

     Завтра вы всей толпой пойдете провожать его на вокзал, и поезд увезет его в далёкую Бурятию, ближе к китайской границе, на которой сейчас неспокойно. И в письмах здорового сержанта будет сквозить тоска по этим беспечным дням. И благодарность за кассету с записью новой группы под названием "Uriah Heep".

     Весенний вечер располагает к веселью и балдежу, и подошедший к вам химик Тофик просит сыграть свою песенку, на мотив известного ритм-энд-блюза Джонни Холидея. Тофик петь не может, неделю назад ему сломали в драке челюсть, и зубы его скреплены проволочными шинами. Он шипит сквозь них как раненная кобра, вращает огромными белками восточных глаз, и начинает исступленно танцевать, как шаман, достигший экстаза."

     ...Меня зовут Мирза - азербайджанец я,
     Отец мой - Ибрагим, работать не хотим
     На это есть Иван - он выполняет план..."

      Вот такая песенка была. Никогда не слышали?

* * *

     Конец 60-х, начало 70-х - это начало расцвета вокально-инструментальных ансамблей на советской эстраде. Выглядело это в основной массе, очень убого. Такой, как всегда, неудачный советский компромисс с биг-битом. Гибрид вальса и полуместечкового фольклора, чуть разбавленный электронным звучанием и парой дудок. Пара чувих и пузочёсы с гитарами, исполняли песенки Александры Пахмутовой. Иногда, чувиху садили еще и за какую-нибудь "ионику".

     В подворотнях, происходил обратный процесс - гундосый дворовый блатной фольклор соединялся с рок-н-роллом. Сочинялись немыслимые тексты на ливерпульские мотивы, которые от большой любви, и незнания английского языка, были хоть и наивны, но более искренны, чем тексты Добронравова. Так скиффл из подворотни и дал начало тому, что потом, какие-то умники назовут "советским андеграундом".

     Семиструнная гитара, уходила в прошлое, строй "под минор", пропадал как ненужный атавизм, шесть струн - это новое звучание, это то, чего не слышно в советском эфире, и это то, чему не учат в музыкальных школах. А если этого как бы нет, но оно все же есть, то это что-то запретное, и поэтому желанное. И в школьных тетрадках по алгебре появляются сетки с изображением и обозначением новых аккордов, которые где-то в Ливерпуле используют длинноволосые ребята из легендарной четверки.

     В танцевальных залах процесс этот был еще заметней - на смену спивающимся голяшечникам и трубачам, приходила молодая поросль с электрогитарами, поднаторевшая всё в тех же подворотнях и наслушавшаяся "Битлз". Публика эта, как правило, не знала нотной грамоты, но всё от той же любви и огромного желания, быстро освоила то, что витало в воздухе, и было записано на магнитофонных лентах, которые просачивались в страну из-за бугра.

     И этот процесс, как ни странно, начал подтачивать устои того, что называлось "социалистической системой". И сейчас можно с уверенностью сказать, что электрогитара сделала то, что не смогли сделать все существующие в мире авианосцы и баллистические ракеты. Какая, все же, это сила - рок-н-ролл, который и на Западе тоже заставил кое-кого по-другому взглянуть на мир. И "Битлз" сделали то, что не смогли сделать политики. Они объединили людей, сами того, может быть, и не сознавая.

     Летом у Славки появились новые друзья. Дело в том, что помимо школ и "Машинки", где существовали бит-группы, в городе еще была пара клубов, где тоже играли на гитарах, и Славка перезнакомился со всеми музыкантами. Но был еще один клуб, о котором начали говорить. Клуб назывался "Главмука". Но точное расположение этого места для многих оставалось загадкой. Находился он у черта на куличках, в районе двух узких переулков под названием "первый кошачий", и "второй кошачий". Вообще-то переулки эти, наверное, имели человеческое название, но талантливый наш народ всегда зрит в корень, и дает свои названия всем тем местам, где живет, и никогда не ошибается. Название всегда соответствует действительности. Кстати, название квартала расположенного в конце "второго кошачьего", было "Бермудский треугольник".

     Славка с горем пополам нашел этот клуб. И не был разочарован. Это было тихое место. Но играли там громко. И там играли хорошие музыканты. Ритм-гитариста призывали в армию, и им нужна была замена. Гвоздем программы был соло-гитарист Виталька Судник. Играл он без ревербератора, а гитара звучала с эхом! Все затухания он имитировал медиатором. Голь на выдумки хитра. О ревербераторах тогда просто не знали. Какая еще обработка звука, когда денег только на "Электрон-10" хватает! Электрон-10 - это первое убогое создание отечественной радиоэлектроники. 10-ваттные комбы для вокально-инструментальных ансамблей. Похожи они были на радиолу, стоящую на трех рахитичных ножках. Звучали тоже как радиола, преобладал диапазон средних частот. Но на безрыбье, как говорится и рак - рыба, и это чудо стояло в каждом клубе.

     Виталька играл на красной чешской гитаре "Jolana Star" - это было круто тогда. Остальные гитары тоже были не самодельные, но советские - "Тоника". Очень тяжелые и имевшие форму как в мультфильме "Бременские музыканты". И как только советские дизайнеры придумывали таких монстров. Оригинальность была налицо, но не учитывалось удобство использования таких чудищ самими музыкантами. Я знал одного товарища, который не вытерпел этого издевательства, и взял да и отпилил у такой гитары два рога, уменьшив вес раза в полтора. А что делать, когда каждый вечер на тебе висит лишних килограммов пять!

* * *

     Славян быстро сошелся со всеми, рок-н-ролл - великая объединяющая сила, и они начали играть вместе. Но летом танцы в клубе не проводились, поэтому, оставались одни репетиции. Этого было недостаточно, и по выходным они выезжали на природу. Брались простые гитары, палатка и ведра, на которых вместо барабанов стучал ударник "Макс".

     Темперамент Макса не давал ему спокойно сидеть на одном месте. Где бы он не был, куда бы не ехал, к кому бы не зашел, он всегда стучал. По ногам, по стенке, по креслу в кинотеатре, он просто не мог без этого жить. Если брал гитару, всегда подстукивал по деке в паузах. Любой его рассказ, любой анекдот, всегда сопровождался итальянской жестикуляцией, и характерной кодой: "Фрррр!!!" Это был чувак, сделанный из ритма и синкопы.

     На "отдых" они всегда ездили на крыше пригородного поезда, на шару. Кто-нибудь отвлекал контролера, а остальная братва, незаметно проскальзывала в вагон, а оттуда - на крышу. В старых, еще сталинских вагонах, это можно было сделать запросто.

     Приехав на "Плотину", пацаны начинали подготовку к вечернему сэйшену. На берегу разбивалась палатка, и готовилось фирменное блюдо под названием "Штормяга". На костре, в котелке варились макароны, вода сливалась, и добавлялись консервы - килька в томатном соусе, все это быстро перемешивалось, и употреблялось вместе с портвейном. А на свежем воздухе, рядом с костром, из общего котла это было очень вкусно.

     По вечерам проходил сэйшен. Выбиралась поляна, где было много туристов-дикарей, и вся бригада с группой поддержки, как цыгане в "Яре", внезапно вываливала из кустов. С гитарами и песнями, весь табор выходил на опушку. Макс расставлял свои ведра, прикрывал их тряпками, отбивал сучками счет, и все начинало вертеться. Они начинали со своей коронки: "What'd I Say" Рэя Чарльза.

     Толпа удивленно начинала балдеть. Туристы у костра поют совсем другие песни. Туристы поют про "лесное солнышко" и не знают припева "Йе-Йе!!!". Народ веселел и подтягивался поближе, и, вскоре вся поляна была полна. Все танцевали, подпевали, свистели. Всем было весело. Это совсем не походило на комсомольское мероприятие с выпивкой, картами, и шорохом в кустах. Это была чистая импровизация. Все исходило из души. И если вы видели фильм "Вудсток", то поймете, какая атмосфера царила тогда на той поляне. А группа поддержки, тем временем, завязывала нужные знакомства, и бригада приглашалась к какому-нибудь костру. Все были нарасхват, и после застолья, всё продолжалось до утра.

     Утром шли рыбачить или охотится на "дичь". Можно было незаметно, прутиком, отогнать из колхозного стада зазевавшегося гуся, и, втихаря, скрутить ему в кустах голову.

     Гусь шипел, бил крыльями и не хотел сдаваться, голова, закрученная по часовой стрелке, быстро разматывалась, и он оживал, и щипал обидчиков. Но, трое человек, засунув его в спальный мешок, быстренько отволакивали птицу подальше в заросли, где происходило заклание. После варился роскошный суп. Фирменное блюдо под названием "Бедный Мартин". В этот момент вспоминалась сказка Ганса-Христиана Андерсона, и, Оле Лукойе, наверное, плакал бы навзрыд, но от такого супца, вряд ли бы отказался.

     С собой они всегда брали приемник "Спидолу", и все ждали вечера, когда можно будет поймать "Голос Америки" и опять услышать Машу Суханову или Юрия Осмоловского, которые врубят для них из далекого Вашингтона "Роллинг Стоунз". Не подумайте, что они побирались, вовсе нет, просто время было другое, люди были добрее и веселее, и никто не называл друг друга лохами. Оказывается, тогда так было во всем мире.

* * *

     В конце 60-х мир заполнили хиппи. У них была своя идеология и своя музыка. Это был пассивный протест молодежи, своеобразная реакция на окружающий мир, и ценности навязываемые молодым старшим поколением. Вам это ничего не напоминает? Конфликт поколений был всегда, и будет в любом обществе, даже самом справедливом. Это закон природы. Диалектика, если хотите. Хиппи одевались ярко и экстравагантно, такая смесь различных стилей и эпох. Канули в лету битники и "стиляги" с их узкими брючками, джазом и твистом. В моду вошла небрежность, и почти нищенская неряшливость.

     Особый стёб - затертые до дыр джинсы и заплатки на клешах, майки крашенные "узлами" в радужных разводах. Обязательно - длинные, почти до плеч волосы, запорожские усы, которые почему-то называли "английскими". Мы догадывались почему.

     Хиппи стремились к полной душевной свободе, и преобразованию мира при помощи любви, цветов и музыки. Смесь анархизма, языческих религий, восточных учений и раннего христианства. И это до сих пор имеет место в жизни. Удивительное время. Билл Гейтс и нынешний британский премьер - оттуда. А наши господа - бывшие товарищи из Комсомола. Улавливаете разницу? Хиппи двигались к постижению истины через расширение границ восприятия и переживание единства всего сущего. Буддизм, замешанный на блюзе, рок-н-ролле, и свободной любви. Любви, по-настоящему свободной, а не банальной проституции. (Как время изменилось, чувствуете?)

     Хипповый лозунг "Sex, Drugs & Rock`n`Roll", в силу национальных особенностей, в нашей стране звучал как "Секс, Портвейн и Рок-н-ролл", а в остальном, все было одинаково. Но кое-кто "травку" все же покуривал.

     Хипповый "прикид", был своеобразным пропуском, знаком принадлежности к особой касте, и драные американские джинсы ценились тогда больше чем сейчас малиновый пиджак от "Версаче". Вы знаете хотя бы один анекдот о хиппи? Лично я не припомню, разве что один, про Чапаева, который, махая шашкой, пел "Come together". Разбираемся понемногу?

     Хотя, нет, один анекдот есть.

     Пригласил как-то валютчик домой к себе американца. Выпить-закусить, и бизнес свой наладить. Знакомит его с родителями: "Познакомься, Джон - это моя мама" "О, Йес - отвечает Джон - мазер", "а это Джон - мой папа" "О, Йес - фазер". Дело было на кануне пасхи. "У меня, Джон, еще брат есть, - говорит хозяин, но он сейчас у бабушки, поехал яйца красить". "О, Йес - говорит Джон - хиппи".

     Одному моему знакомому, ревнивая жена-дура пьяному выкрасила таки яйца зеленкой. Но все нормально сейчас у Володи, у него давно другая семья.

     Летом хипьё тянулось к теплому Черному морю, где можно было ночевать прямо на пляже, и где виноград и персики росли прямо в скверах, а на "баллон" портвейна всегда можно было найти по системе "аск", то есть попросту насшибать. И ничем такие пляжи не отличались от калифорнийских, или знаменитого индийского "Гоа". (Один бывалый человек рассказывал). С некоторых пор вошла в моду и Прибалтика, хоть море и холоднее, зато менты повежливее.

     Жило это племя спокойно и весело, болезнь под названием СПИД еще не была известна человечеству, а триппер можно вылечить легко, как насморк.

     Неотъемлемой, и, наверное, самой главной частью жизни хиппи была рок-музыка. Не сладенькая вокально-инструментальная клюква, и дрянная зарубежная попса, которой, чего греха таить, и на Западе было предостаточно, а именно рок, скорее блюз-рок. Все музыканты, играющие эту музыку, были настоящими хиппи. Вспомним хотя бы сына адмирала Джима Моррисона, который ночевал на пляжах. Джими Хендрикс всегда покупал два билета на самолет. Один для себя, а другой для своей любимой гитары. Настоящие хиппи всегда с легкостью расставались с деньгами. И это не было рекламой, это был их образ жизни. Куда это все пропало? Джордж Харрисон завещал кремировать свое тело после смерти, а прах развеять над водами священного Ганга. Ученые недавно доказали, что определенный объем вещества, попавшего в Мировой Океан, через месяц будет присутствовать везде. То есть, открыв на кухне кран, и наполнив стакан водой, мы со стопроцентной уверенностью можем заявить, что в нашем стакане присутствует одна молекула тела Джорджа Харрисона. Красиво, черт возьми. Древние индусы знали это давно. Знают это и хиппи.

     Индусы верят в переселение душ, и может быть беспокойная душа великого Битла, уже нашла пристанище, и, наверное, родился где-нибудь маленький человек с душой Джорджа, только вот не хотелось бы мне, чтобы родился он где-нибудь в Сибири.

     Сколько их ушло, известных, и безымянных, кумиров и поклонников, бунтарей и гуру, сколько мятежных душ витает сейчас за облаками, а может быть находится рядом с нами, кто знает? И может быть, следующее поколение, которое только входит в этот мир, наконец то обратит свой взор на главную вещь в этой жизни. На любовь. На любовь ко всему живому и не живому, на любовь к ближнему и дальнему. И может быть, идеи хиппи воскреснут вновь. На качественно новом уровне. Хотелось бы в это верить, и посмотреть на новых проповедников. Но пока, увы, даже намека на это не чувствуется.

     Но ничто не вечно под луной, вьетнамская война закончилась, марихуану и ЛСД заменил героин, и многие погибли, а те, кто выжил, остепенились, вернулись по домам, и стали жить спокойно.

     Прически стали короче, музыка стала попроще, (против чего можно протестовать в дискотеке?) Бывшие хиппи заседают в парламентах, и ворочают огромными деньжищами, доставшимися им от отцов, против которых они бунтовали в молодости.

     Но иногда отголоски того бунта все-таки проявляются в акциях "Зеленых" или "Антиглобалистов", но нам всегда кажется, что это какая-то давно согласованная пьеса, и за кулисами всегда сидит кукловод, и дергает за веревочки. И везде, наверняка, замешаны деньги. Разница между таким протестом и движением хиппи такая же, как между концертом Мадонны и фестивалем в Монтрее. И кривляние какой-нибудь постаревшей штукатурки-пэтэушницы, которой не удалось стать русской Дженис Джоплин, ничего кроме раздражения у нас не вызывает.

     Мир изменился, и изменили его, увы, не хиппи, а банкиры и деляги. И Шоу-бизнес, как всегда, подсовывает молодым какое-нибудь фуфло в цветной обертке, дергаясь, то в одну, то в другую сторону. А мы все ждем чуда, и думаем, что вдруг появится опять новый мессия, фигура по величине равная Элвису Пресли или Джону Леннону, и в новых мелодиях пытаемся услышать что-то родное и знакомое, но все тщетно, ребята, все под контролем у кукловода, спрятавшегося за ширмой. Процесс должен управляться одним человеком, у Карабаса-Барабаса много золота.

     И возникают убогие и дорогостоящие проекты вроде "Фабрики звезд", и опять молодым подсовывают пустышку. Похоже все это на комсомольский конкурс "Алло, мы ищем таланты". К тому же еще и в замочную скважину можно посмотреть. Не забыли эти хозяева умов, что и Элвис Пресли был простым шофером, и Роберт Плант укладывал асфальт, только не учитывают они того, что какой-нибудь слесарь-лекальщик с душой Джими Хендрикса, никогда не попадет в эти проекты, потому, что для этого нужны определенные условия, среда обитания. А все это давно в прошлом. И может быть новый Кит Мун станет завтра автогонщиком, а Джим Морриссон будет писать вместо стихов компьютерные программы для Интернета. А музыкой будут заниматься посредственности и случайные люди.

     Петь, играть, и даже рисовать, можно, в принципе научить даже медведя, но медведь в цирке всегда в наморднике, и катается он на мотоцикле за кусочек сахара, а иногда и рвет дрессировщика когтями, и в шерсти у него полно блох. А соловей в клетке не поет. Он умирает в клетке. Соловью нужна свобода, он не поет и не размножается в неволе, и всегда улетает из тех мест, где развелось много воронья.

     И мы можем понять молодых, которые охраняют свою поляну, и так же защищают своих нынешних кумиров, как когда-то защищали Битлов мы, но когда они пытаются напялить на себя одежду с чужого плеча, и сесть на две табуретки, не желая понять, в чем же здесь "фишка", нам становится смешно, и немного их жаль.

* * *

     Помнишь ли ты, мой старый друг, тот пляж на берегу нашей реки, и всех наших друзей на "острове любви"? Сидор с портвейном и две гитары. Губная гармошка и ведра вместо барабанов. Вовка Журавлев щиплет пойманного гуся. Помнишь тот супец? В каком ресторане тебе такой подавали? А товарный вагон, в котором мы возвращались назад, и ту самокрутку с махоркой, в три пальца толщиной, которую мы так и не докурили? А веселую неделю после Пасхи, и магнитофон "Романтик", взятый напрокат в складчину? Сколько батарейки тогда стоили? И от чего мы тогда балдели? Я помню - "Tutti Frutti" и самогоночка у Толика Василенко. Шведский стол у трехлитровой банки.

     А через месяц погиб наш лучший друг Вовка Журавлев. Джура. Нелепо, глупо, и очень рано. В семнадцать лет это трудно воспринимать. Это был первый шрам на сердце. Первое, настоящее горе, невосполнимая утрата за двадцать дней до выпускных экзаменов. И необъяснимый истерический смех на следующий день после похорон, вызванный нервным стрессом. В этот день мы стали взрослыми.

     И выпускной вечер, где играла наша группа, и кофр от гитары полный четков "Столичной" тоже не забыть. Пьяный директор по кличке "Павёл", упавший во время танца, и физрук Алексей Макарыч, с которым мы украли бутылку коньяка из кабинета директора, и распили вместе на четвертом этаже. Пьяный Макарыч напутствовал нас по-своему, и советовал всегда опохмеляться яблочной шипучкой. Мы не понимали тогда, о чем он говорит. Что такое похмелье в семнадцать лет не совсем понятно. И рассвет над рекой, и крик с балкона классного руководителя Сталины Алексеевны: "Ребятишки, в воду не лезьте! Славка, слезь с моста!", был похож на крик птицы, провожавшей своих оперившихся птенцов. Все это было в нашей жизни. Радости и горя в этом году хватало на десять лет. С избытком, через край.

     Вспомни свой "хайр" и клеш под сорок сантиметров, пустой как бубен кошелек, и "пацифик" на груди, ожерелья и браслеты-фенечки, колокольчики и бронзовое распятие на стене в студенческой общаге. Помнишь ту подворотню, где твой друг написал мелом на стене "Long live rock`n`roll", или старую беседку в соседнем дворе, где вы пели ливерпульские песни?

     Где те старые, латаные-перелатаные, затертые до дыр джинсы "Lee" которыми ты так гордился, и смело носил как знамя своей революции по серой совковой жизни. Куда пропало то волосатое и веселое племя любви и цветов, кочующее как скифы от Черного до Балтийского моря? Где песни, которые вы пели? Или они тоже умерли молодыми, как Дженис Джоплин и Джим Мориссон?

     Спроси у полночного бродяги, кто его сделал вором. Спроси у дождя, почему он такой холодный. Ответь мне, почему ты так крепко пьешь? Куда делось все то, о чем мы мечтали. Почему твои бывшие друзья меняют свою душу на ломаный грош? И как так получилось, что барыга стал хозяином жизни?

     Ты как Дитя Времени пригнул свою голову и ждешь рикошета от летящего свинца лицемерия и ненависти. Твое измученное сердце устало от потерь, и ты остановился на линии между добром и злом. Но в душе твоей еще остались свет и любовь, которые дал тебе Создатель, остался свет, о котором говорил первый из хиппи на Земле. Но он был распят две тысячи лет назад. А ты еще жив. И не смотря ни на что, ты должен сохранить память о той, нашей жизни, где не было места жадности и злобе, где люди жили открыто и весело, и сволочь была сволочью, и понятия были другие, и не было решеток на окнах, и люди не прятались за железными дверями.

     Спроси у ветра, откуда он принес темные тучи, почему солнце так палит летом, и гроза градом разбила все стекла. Почему птицы поют по-другому, и улетают, не возвращаясь. Почему ложь и хамство неистребимы, и куда бегут все крысы с корабля. И зачем одному человеку столько денег, неужели он надеется их забрать с собой туда, откуда нет обратного билета?

     Время никого не ждет. Оно не будет ждать ни тебя, ни меня, оно разрушает горы и красоту женщин, мы не властны над ним, и нам остается лишь наблюдать, как оно летит, подобно золотому песку в часах вечности, и нельзя позволить ему пропасть впустую, но остановить его невозможно. И только в своей памяти ты можешь быть повелителем времени и отправиться туда, назад, в тихий город или шумную столицу, поговорить с друзьями, которые сейчас далеко от тебя, и которых уже нет. Только память и музыка может заставить тебя пережить то, что было тебе когда-то дорого. И вместе с оседлавшими бурю "Доорз", и с неистовыми "Стоунз", с приручившим гитарный фид-бэк Хендриксом, через Вселенную с Битлами ты можешь долго путешествовать по лабиринтам своей памяти. Не спеши, дружище, время не обманешь, подумай, туда ли ты шел все эти годы, и что по настоящему для тебя важно.

* * *

     В зале яблоку некуда упасть. В зале толкотня и гомон. Контролерша тётя Вера пропустила тебя бесплатно, по старой памяти. Везде тебе, каким-то образом, всегда удается пролезть "на шару". Ты проталкиваешься к эстраде, и здороваешься с музыкантами, уходящими на "перекур". Они заговорщески подмигивают тебе, и предлагают "сбацать" что-нибудь новое. И ты, естественно, соглашаешься.

     В перерыве ты объясняешь басисту, что от него требуется, и он это схватывает на лету. Витька Петров, твой старый кореш, будет стоять у выключателя, и в нужный момент вырубит в зале свет, оставив его лишь над эстрадой. Он эти фокусы проделывает регулярно, и контролеры, следящие за порядком, понемногу стали к ним привыкать.

     "Ну, что, братцы, пора? Из-за такта начали!" - "Good golly miss Molly!!!...You sure like a ball!!!" - и всё завертелось. Ты чувствуешь себя революционером, анархистом, эти песни еще не играют в советских танцзалах, но за это уже не посадят. Этих песен нет в завизированной чиновничком от культуры программе оркестра, но если их иногда не исполнять, молодежь уйдет в другое место, и план по танцам клуб не выполнит. Ну, чем не революционная ситуация? Почти по Марксу. И тебя это забавляет. Сегодня вы устроите нон-стоп. Сегодня вы немного похулиганите.

     В небольшом, потном, набитом под "завязку" зале, начинается кутерьма, вот кто-то свистнул, вот кого-то и под потолок уже подкинули, и все орут и визжат от удовольствия. Это начало того, что будет потом, когда все насмотрятся видео, и будут знать как вести себя на настоящем сэйшене, а пока, это происходит спонтанно, на уровне инстинкта. И это здорово.

     Пожилые контролеры одуревают от этой "дикости", но сделать ничего не могут, не могут прекратить это "безобразие" потому, что у рубильника - свои люди, да и к рубильнику не протолкнуться. И устав от бессилия, они забиваются в дальний угол. Все эмоции выплескиваются наружу, молодняк выпускает пар, не мешайте нам, дайте оттянуться, ведь завтра нам опять в эту серость, в эту дремучую, полудебильную жизнь под названием "совок". Завтра опять в это тихое хамство. И ты уже включил "полный газ", ты не сбавляешь скорость на поворотах, и чуть охрипшим голосом кричишь солисту: "Давай!", и он рвет нервы о струны, ломает свою душу вместе с копеечным, хрупким медиатором, но все равно дотягивает до Чака Бэрри, и вы все знаете точно, что сегодняшний день прожит не зря. И после всего этого, на коде, ты прощаешься с залом, до следующего раза, если, конечно, тетя Вера тебя снова пустит "на шару".

* * *

     Летом Славка познакомился с настоящим иностранцем. Звали его Толик. Был он старше Славки на три года, и пару лет назад приехал учиться в "Машинку" из Польши. В его толстом красном консульском паспорте с польским орлом, было указано все: даже цвет волос и глаз на четырех языках. У него был "Вид на жительство для иностранца", и он косил от польской армии. Толян играл на бас-гитаре, и как большинство молодых людей того времени, был, естественно, битломаном.

     Толян вообще не стригся. Директор техникума вяло пытался наставить его на истинный путь, и говорил, что "у нас так не ходят", но Толян пропускал все мимо ушей, и из битломана постепенно превращался в хиппи.

     Одевался Толян по последнему писку: у него был темно-зеленый удлиненный пиджак с воротником-стойкой как у поэта Грибоедова, американские джинсы "Lee", и ковбойские сапоги. Девчонки бегали за ним табуном.

     Познакомились они на одном вечере. Толик попросил Славку поиграть за него, а сам пошел танцевать и кадрить девчат.

     Надо отметить что Славка, в своем кургузеньком школьном костюмце, еще немного робел перед хорошо одетыми молодыми людьми, а тут - сам Поляк попросил, как откажешь? Польша тогда была для Славки чем-то вроде Шотландии, а город Бытом, откуда Толян был родом, казался пригородом Ливерпуля. В Польше в кинотеатрах показывали фильмы "Help!" и "Hard day`s night", и Толян их знал наизусть. Он видел богов.

     Толик был очень простым и компанейским парнем, своим "в доску", по-русски разговаривал очень чисто, с легким польским акцентом: "Свавян, подай вожку", т.е. "Славян, подай ложку". Хорошо матерился, всегда к месту. Волнуясь, путал гласные. И могло прозвучать: "Мендавошка".

     Был Толик очень веселым, и здорово рассказывал анекдоты про Брежнева. Рассказывал, как они 3 года назад ездили в Варшаву, надеясь попасть на концерт "Rolling Stones", не попали, и слушали концерт рядом со стадионом через трансляцию по радио. Как все ему завидовали, у него была возможность прикоснуться к святому.

     Разница в возрасте, что в эти годы кое-что да значит, не была для него средством утверждения, он был как все, со всеми был на равных. И это удивляло. Еще удивлял его западный нигилизм. Он имел свое мнение о социализме. Всегда был прям в суждениях, и в промытых ленинской идеологией Славкиных мозгах, закрадывались сомнения о правильности советской жизни. Толян был живым человеком оттуда, с Запада, ему было с чем сравнивать, и хотя Польша тоже была социалистической страной, всё там было немного по другому. Туда, например, могли приехать "Роллинг Стоунз" или Клифф Ричард, там, в кинотеатрах показывали фильмы с участием "Битлз", там никого не стригли, и было много своих групп: "Скальды", "Червоны гитары", Чеслав Неман, все это тоже отличалось от советских вокально-инструментальных ансамблей. В Польше свободно ходила иностранная валюта, никого за это не сажали, и в комиссионках за доллары можно было купить все. Хоть черта лысого.

     О такой свободе в Союзе можно было только мечтать, а Толик жил там, и каждое лето ездил на каникулы. Каждое лето он привозил что-нибудь необычное: двенадцатиструнную гитару, например, кучу пластинок и записей, скелета на пружинках, которого надевал на шею, или вешал на гриф гитары, чемодан зарубежных журналов, из которых вырезались фотографии рок-групп, и приклеивались на пузатый желтый шкаф. Жил Толик один в двухкомнатной квартире.

     Это была хипповая хата. Настоящий флэт. Из мебели - два стула, журнальный столик и панцирная кровать (что она повидала!). На кухне вроде-бы был холодильник, но туда заходили редко. И был шифоньер. Об этом разговор особый. Такой большой желтый шкаф в стиле "Хрущев". Шкаф был весь обклеен вырезками из польских журналов. Одни рок-группы.

     Кого там только не было, помимо Битлов и Роллингов! И "Animals", и "Bee Gees", "The Who", "Yardbirds", Пресли, Том Джонс, в общем, были, наверное, все кто умел держать гитару в то время, и даже на ножках, вроде бы, были какие-то польские "Скальды".

     Это был настоящий Рок-н-ролл! Иногда шкаф выдвигался на середину комнаты, чтобы зрители могли обойти его с четырех сторон. Позже пацаны распилили его на колонки.

     Спартанское убранство комнат и компенсировал этот желтый шифоньер, сверху донизу обклеенный вырезками из журналов и магнитофон "Днипро - 14", который был похож на перевернутую на бок полированную колонку, на четырех высоких ножках. В магнитофоне стояло четыре динамика, и звучал он по тем временам, очень прилично. Привозил Толян еще и интересные пластинки-синглы на 45 оборотов, с большим отверстием посредине. Это была редкость, звукозаписывающая советская фирма "Мелодия", такие не выпускала, хотя скорость 45об\мин. присутствовала на всех проигрывателях.

     Музыка в доме Толяна звучала всегда, всегда там собирались интересные люди, это было место, где правильно пахло, отсюда не хотелось уходить.

     Удивительное дело: хоть и жил Толян один, в его квартире никогда не было никакого бардака, никаких пьянок с мордобоем, никаких дебошей, а могло бы быть всякое, правда?

     Приходил народ послушать музыку, расслабиться, поболтать за жизнь, много интересных людей было: Хирург и боксер перворазрядник-тяж Юра "Шуруп" (сломал недавно в ресторане челюсть одному блатному, и полсвиты отправил в нокдаун.). Москвичи-химики "Казбек" и "Мансур" (рассказывали о Солженицыне). Студенты из Новосибирска, (послушать альбом "Guess Who") - привел Славян, музыканты из Тбилиси (постираться - в гостинице воду отключили), "Седой" (недавно из армии, по этому случаю можно немного портвейна хапнуть). Чуть позже - работники Польского "Луна-Парка, что табором расположился недалеко от его дома (опять же - принять ванну, земляки как-никак.)

     Можете сейчас представить что-либо подобное? Каждый рассказывал что-нибудь интересное, и ты впитывал это как губка. Никогда не играли в карты, никогда не было ни одного жлоба, никто не говорил о деньгах, хотя фарцовщики тоже были. Молодые уважали старших, старшие были на равных, всем было весело, не скучно было.

     Была в Толике какая-то надежность, спокойствие, иногда граничащее с флегматизмом, но дремлющий природный темперамент иногда давал себя знать, и горе было тому, кто попадал ему под кулак, или под раскрученную микрофонную стойку. Но все конфликты Толян предпочитал решать миром, и искусней дипломата надо было еще поискать. И позже, именно он был тем стержнем в отношениях их команды, без которого все бы рассыпалось.

     В школе, по недоразумению, Славку на месяц отстранили от уроков труда (что-то преподавателю по кличке "Шпиндель" не понравилось в его манере держаться), и каждую субботу последние три часа занятий он проводил у Толяна. Толян тоже должен был быть на преддипломной практике, но за литр водки договорился с руководителем и уже третий месяц проходил практику дома - спал как солдат перед дембелем. Они слушали музыку, бренчали на гитаре, курили и мечтали о своей будущей группе. Они задумали создать со Славяном свою группу. Ну, прямо как Джон Леннон и Стюарт Сатклифф, извините за наглость.

* * *

     Славка был парнем легким на подъем, знал всех музыкантов в городе, где были подобные группы, со всеми перезнакомился, со всеми переиграл, в школах, в техникумах, в клубах железнодорожников, строителей, мукомолов, везде у музыкантов были невесты в зале, и каждый хотел потанцевать, и всегда приглашали Славяна на замену.

     Редко какая группа строила свой репертуар на западных хитах, практически таких не было. Одна-две инструменталки, и все. Программа визировалась отделом культуры, и рок был под запретом. А так - была лазейка (пел и играл посторонний человек), и наказывать было некого. И пусть все участники, так же прыгали и потрясывали кудрями, подыгрывая Славяну, и так же визжали "Вау!!!", перед проигрышем. Они выходили сухими из воды. Чувак был посторонний.

     А Славке нравилась эта свобода, это мелкое хулиганство на эстраде. Это было начало рок-революции в загнивающем "совке".

     Девчонки стали обращать на него внимание, а он, их не замечал. В голове у него была гитара, в душе - шесть струн и "Битлз". Девчонкам там пока места не было.

     Поляк, как звали в тусовке Толяна, стал лучшим другом Славке, в армию, позже, он прислал ему всего два письма. Но каких! По восемнадцать листов каждое. А это стоит сотни.

     У Толяна дома и рождалась идея создания новой группы. Именно рок-группы, а не вокально-инструментального ансамбля, которые начали расти как поганки после дождя.

     Во-первых, нужна была концепция. И решили - классика рок-н-ролла, максимально приближенная к оригиналу.

     Во-вторых - идеологическая платформа. Почему оперы Верди исполняются на итальянском языке, а рок-н-ролл по-английски петь нельзя? Это была мысль. Обязательно надо включить песни Боба Дилана. Все знали что это "певец протеста", а значит почти советский человек. Джими Хендрикс цветной, значит борец с расизмом. А блюз - вообще музыка черных, а всем ведь известно, что такое в Америке "Ку-Клукс-Клан", поэтому негров будем защищать. Специально для идеологов была заведена особая папка с вырезками из советской прессы, где были положительные отзывы о ком-либо из западных музыкантов.

     Вот "Роллинг Стоунз" дали бесплатный концерт, это же начало английского коммунизма! А Маккартни написал песню "Отдайте Ирландию ирландцам". Хариссон - концерт в помощь голодающим в Бангладеш, а Ринго Старр отказался выступать во Вьетнаме. Это же наши люди, их надо в Комсомол принимать! Все Битлы отдали королеве свои ордена в знак протеста. Почему их песни нельзя петь?

     Была проведена колоссальная работа. В читальных залах, безопасной бритвой кастрировались журналы, и папка с каждым днем пухла, накапливая информацию.

     Позже, все это сортировалось, выбирались самые крутые материалы, клеились на отдельный лист, с указанием издания, номера, и года, когда это печаталось. Это было похоже на труд хорошего адвоката, готового выиграть процесс.

     И гвоздем программы, был дословный перевод песни "Битлз" "Снова в СССР". Это било в десятку. Джон Леннон как будто для них это писал, там было все что надо: и опостылевший Запад, и украинские красавицы, и москвички, заставляющие Джона петь, и Грузия в битловских мечтах. Не забыл Джон даже про балалайку и колхоз. Молодец, Джон. Откуда он все это знал, не понятно. В Союзе он никогда не был. А может быть он услышал молитвы советских битломанов? Кто знает? Не исключено. Он был богом.

     И, вот, в принципе всё, для группы было готово. Идея была. Самое главное было понятно. Задача была ясна, цель видна, средства были. Не хватало, как всегда, самой малости - средств материальных. Но в городе построили самый большой Дворец Культуры тракторостроителей, и средства эти, там, наверняка имелись. Надо сказать больше, там нашлись средства приложения всех тех идей, и того проекта, что они задумали. И папочка, которую они сделали, очень пригодилась.

|  Начало  |  1  |  2 страница  |  3  |  4  |  5  |  6  |  7  |  8  |  9  |  Конец  |