Логотип
*

Начало  |  1  |  2  |  3  |  4  |  5 страница  |  6  |  7  |  8  |  9  |  Конец  | 

* * *

     Улицы Риги покрыты зеркалом. И в это зеркало, слепленное из осенних слезинок, смотрится рыжая Осень. Косматыми облаками осень зацепилась за колокольню Святого Петра и мелким дождем упрямо стучит по черепичным крышам. *

     Улицы Риги в пёстрых зонтах, и уставшие прохожие бегут мимо опустевших парков и скверов. Осень смывает последние следы лета, и серые, беспокойные ручейки текут по средневековой каменной мостовой, как органные фуги Баха, заночевавшие под древней, горбатой крышей Домского собора.Дождь...Дождь...Улицы в дожде. И оборванцы-фонари стоят, ссутулившись под холодными струями в ожидании рассвета.

     В такой вечер не хочется никуда выходить, в такой вечер хочется мягкого домашнего тепла и тихой, чуть грустной музыки.

     На кухне твой друг варит глинтвейн, влив в двухлитровый чайник с "Рислингом", пузатую бутылку "Каберне" в плетеной сетке. Это напиток богов, он здорово это умеет делать, и только ему одному известно, чего кроме корицы и гвоздики туда надо добавить. Славный напиток получился сегодня, и вы с удовольствием прихлёбываете этот горячий, терпкий, и хмельной нектар. Лёгкий хмель чуть кружит вам голову, и приятное тепло разливается по всему телу.

     У тебя друзья во всей общаге, и вы идете с этим чайником наверх, к четвертому курсу в комнату Валеры Тукациера. "Тука" - это легенда гэ-вэ-эфа, отличник и исправившийся шалопай. Туку однажды отчислили за дебош в женской общаге, он уже отслужил в армии, вступил там в КПСС, и сейчас стал членом комитета комсомола института. Валеру всегда приводят в пример, он строго соблюдает форму, и даже шапку с кокардой надевает на занятия. Но это - другая жизнь. Настоящая жизнь начинается тогда, когда Валера снимает форму и надевает джинсы и кожаную куртку. И тогда перед вами предстаёт настоящий баламут.

     У него в комнате всегда весело и шумно. Всегда там собирается тёплая компания. Коля Сальников по прозвищу "Маленький Бэнс", плейбой и бабник, предпочитающий прическу а-ля Джеймс Бонд и дорогие финские костюмы. Человек из Магадана по имени "Кактус" (опять попал в какую-то неприятность, переночевав в Юрмальской кутузке). Кактуса давно бы отчислили, если бы в зачетке у него была хотя бы одна единственная четверка, но он - кандидат в аспирантуру, и все пять лет получает повышенную стипендию. Он круглый отличник, но раздолбай, каких надо ещё поискать.

     Валера сегодня опять помог Кактусу: в парткоме выкрал "телегу" из вытрезвителя, и они отмечают эту маленькую победу. Ваш чайник оказывается кстати, и все встречают вас бурными овациями.

     В уголку сидит дамочка с экономического факультета - это невеста Кактуса Галя. Галя из московской аристократической семьи, все родственники её работали в авиации, а дед начинал еще с Жуковским. Галя воспитанная и манерная девушка, разбирается в балете и живописи, но выпить залпом стакан "Экстры", для неё - дело плёвое. Хотя закусить после этого соленой килькой - уже слабо, и она с опаской поглядывает на Туку, аппетитно уплетающего эти "маленькие трупики". Галя свой человек, она всем как сестра, и вся компания окружает её братской заботой.

     Из всей компании лишь один человек не притрагивается к спиртному - это Галин земляк Юра Григорьев. Юре нельзя. Он опять болен. Юра опять где-то поймал триппер, и, в этом деле ему так же не везёт, как Кактусу - с каталажкой. Юра - признанный консультант по этим вопросам, и многие новички частенько обращаются к бывалому человеку за советом.

     В самый разгар веселья на столе появляется чугунная жаровня. Сегодня Шота приготовил жаренные с луком помидоры на курдючьем сале. Грузинская кухня - это что-то! Под это разливается остаток вина из чайника. Гамарджоба, геноцвале, будем здоровы! Не будем кашлять!

     И вот, появляется еще один человек. Рашид Хашимов. Рашид - потомок воинов Александра Македонского и таджикских басмачей. Он хиппует по-своему: поверх фирменных джинсовых шмоток он надевает национальный полосатый халат - чапан. Из кармана у него весело выглядывает серебристое горлышко, и все встречают джигита продолжительными аплодисментами.

     Маленький, юркий как шило Рашид, раскрывает бутылку коньяка, и как хозяин арыка в горном кишлаке, разливает ее щедрой рукой, всю, до капли, по опустевшим стаканам. После восточного тоста все просят опять рассказать Рашида историю о том, как в пятилетнем возрасте ему делали обрезание, и ржут в том месте рассказа, где старшая сестра его, по ошибке, налила варенье в пиалу, где лежало то, что отрезали, и долго не могла это прожевать.

     На огонек подтягиваются и местные, "домашние" студенты, ну что им делать дома, за Двиной, или в Кенгарагсе, когда в общаге так весело и не скучно! И все несут с собой пиво или что-нибудь ещё. Сегодня получили стипендию, а это дело надо тоже отметить. Традиция такая.

     А дождь всё так же стучит за окном, и раздолбанный, без верхней крышки, магнитофон "Астра", медленно вращает бобины на скорости девять с половиной, и твоя "Лестница в Небо" опирается на шепот ветра.... Как давно это было... *

* * *

     Знаете ли вы, любезный, кто такие фарцовщики? Если вы жили при "совке", то наверняка помните тех энергичных ребят из подворотни. Эти люди торговали всем, чего не было в советской торговле. Они могли продать вам все. От жвачки "Adams", до трофейного немецкого танка, стоящего на эстонском хуторе. Это дети советского дефицита, и существовать они могли только в стране победившего социализма. Изобилие товаров - смерть фарцовки. А дефицит - питательная среда для этого бизнеса. И чтобы сейчас не говорили об этом явлении, все равно фарцовщик был посредником между советским гражданином и цивилизацией.

     Частное предпринимательство в СССР было запрещено, и строго каралось уголовным кодексом, поэтому фарцовщики ходили по опасной дорожке. Особенно те, что занимались валютой. За это можно было схлопотать приличный срок. Но основная масса специализировалась на джинсах, музыке, жвачке и сигаретах. Подрабатывали и студенты, по мелочам. И никто не мечтал заработать на машину или дом. Просто молодые люди хотели более-менее сносно жить и одеваться не хуже своих сверстников на Западе. А что в этом плохого? В портовых городах вся молодежь занималась фарцовкой.

     Работали в основном с моряками. Чаще с югославами. Резина - "Wrigley", сигареты - "Marlboro", джинсы - "Levi`s", и разноцветные пластиковые пакеты. (Кто-нибудь помнит пакеты "Wrangler", их еще "жопа с ручкой" называли?) Цыгане на базаре торговали водолазками и называли их "Бидловки". А их уже лет пять, как не носили. Но все равно они как-то умудрялись впаривать этот залежалый товар. Какие-то ханыги выдавали самопальные туфли за фирменные, и умоляли купить. Их называли шузы США (Соединенные Штаты Армении). Изобилие из-под полы.

     Но серьезный народ тусовался на Бастионной горке. И здесь продавались только фирменные вещи. Но одному идти туда не следовало. Могли "кинуть". Вы заходили в сквер, присаживались на скамеечку, и ждали. Через некоторое время подходил какой-нибудь жучок, и интересовался, что надо.

     Выяснив, за чем пожаловали клиенты, он приглашал вас в ближайшую подворотню, где находился товар, и происходила сделка. Похоже это было на встречу шпионов, только вместо пароля называлась марка сигарет или название фирмы, шившей модные штаны. В Риге это называлось "система Интер". Позже от фарцовки, система перешла на валютную проституцию, где баксы менялись через таксистов.

     Говорят много бывших студентов этого ВУЗа работали в этой системе, и половина рижских бандитов - выпускники Гэ-Вэ-Эфа. Может быть, правильно было, что Славку отчислили. Значит не судьба. Таксистом стать никогда не поздно, а бандитом он бы никогда не стал.

* * *

     Видели ли вы когда-нибудь клопов, господа? Приходилось ли вам сталкиваться с этими тварями? Если вы жили в общаге, то наверняка помните это вредное насекомое. Клопы пахнут коньяком "Камю". И обитают эти паразиты рядом с бедными студентами. Еженедельные дезинфекции малоэффективны, и чтобы вывести их, проще снести здание и закатать это место в асфальт лет на десять.

     Клопы чуют человека за километр, и если по причине каникул, в общаге остается мало населения, будьте уверены: клопы из пустых комнат переберутся к вам. Клоп - серьезный противник, у него своя тактика и стратегия. Клопы нападают по ночам, как партизаны батьки Махно.

     Но обороняющаяся сторона тоже имеет определенный опыт борьбы, передающийся из поколения в поколение.

     Если предполагается серьезное нашествие, то кровать следует отодвинуть от стены, а еще лучше поставить ножки в металлические тарелки и налить туда воды. Затем надо перетрясти всю постель, и прижечь спичками те места, где уже появилась вражеская разведка. Ложиться надо сразу, укрывшись с головой, так как тактика противника может за ночь измениться, и в ход могут вступить войска быстрого реагирования, как "Зеленые береты" из Форта Брэгг. А эти будут прыгать с потолка.

     Клоп - это основной персонаж студенческих баек и анекдотов. На доске объявлений можно было увидеть увеличенную до размеров кошки фотографию этого насекомого, приклеенную каким-нибудь юмористом. Клоп мог попасть и на лекцию, забравшись в конспект, и преподаватели, смеясь, советовали уничтожить его как классового врага.

     Живут клопы долго и счастливо, попивают студенческую кровушку вместе с кураторами и румяными комсомольскими активистами из студсовета.

* * *

     Закончилась летняя сессия в институте, и все разъехались, кто в стройотряд, кто на практику, в пустой общаге на Лаувас-2 обитало только две комнаты: Славкина, да дипломников на 4-м этаже, они уже неделю праздновали успешную защиту и гудели по-черному. И все клопы были здесь. Это был кошмар. Уснуть невозможно. Спасения не было нигде. Кровати отодвигались на середину комнаты, но эти твари прыгали с потолка, как десантники. Две ночи кое-как перекантовались, а утром, Славка с другом полетел домой. Денег на билеты хватило только на полпути (льготы на лето для студентов отменялись)

     В аэропорту прибытия ждали попутный самолет до дома. Подошли к командиру. Выглядели они колоритно после ночной битвы с клопами: лохматые, не бритые, как с глубокого похмелья. Славка - в полосатых клешах с манжетами, желтые замшевые туфли, махровая майка с надписью "Make Love Not War", поверх которой надет форменный аэрофлотский пиджак, очень мятый (только что из чемодана), зато с металлическими пуговицами и "птичками". То ли хиппи из Бронкса, то ли моды из-под Ливерпуля в летных доспехах. У командира глаза на лоб полезли: "И это будущие аэрофлотцы?"

     Но весь экипаж был за них. Их взяли. Они летели прямо в кабине, на приставных местах и пили лимонад с пилотами. Хорошее было время. Славян вез чемодан музыки, и его ждали дома. До сентября они должны были играть танцы в парке имени Кирова.

* * *

     Танцы начинались в семь часов вечера. Три тура по часу, с небольшими перерывами. Большая круглая танцплощадка была обнесена забором из железных прутьев. Эстрада с резонаторной "Ракушкой" в виде полусферы. Когда-то там сидел духовой оркестр. Помните эти полукруглые деревянные "ракушки"? Они были в каждом парке.

     Парк был старый. Тенистые аллеи, заросли сирени и черемухи, высокие тополя на главных дорожках, и множество тропинок, которые как все дороги к Риму, вели к танцплощадке.

     Танцплощадка - центральное место в парке, там собиралась вся городская молодежь. Нередко там происходили и междоусобные стычки. Боксеры "отрабатывали удары". Но часто разбирались на колья и скамейки, которые днем, каким-то чудом, быстро восстанавливались. И так было везде.

     В каждом городе Союза был такой парк, и в каждом городе это было место главной тусовки. И везде была своя группа. Многие звезды начинали с танцплощадки в парке. Барри Алибасов и ансамбль "Интеграл", например, начинали с танцплощадки в Усть-Каменогорске. Но тогда Барри Каримыча звали просто "Борька-татарин". Многие музыканты брали себе звучные псевдонимы. Если фамилия была, например, Белов - то звучало "Уайт", если Чернов - то "Блэк", а уж сколько было "Гринов" в Союзе - не счесть, ведь самый главный Грин - Питер, играл в британской группе "Флитвуд Мэк"! И полное имя у него было Гринбаум. Русское имя Иван тогда было не очень распространено, очень много было Сашек. И вот колупал на басе где-нибудь в Новосибирске Сашка Серых по прозвищу Алекс Грэй. *

     Аппаратура и инструменты хранились в административном здании, а это метров за сто от танцплощадки, и каждый вечер приходилось таскать туда-сюда эту мебель. Весило все около полутонны. Всегда находились добровольцы, чтобы помочь перетаскать все к началу, и пройти за это на танцы бесплатно, но к концу вечера они все куда-то испарялись, за исключением двух-трех друзей, и музыканты пёрли это все назад сами.

     Удивительная вещь, но до репертуара группы в парке никому не было дела. Можно было играть всё что угодно. Администрацию интересовала только выручка. А она была не плохой.

     Конечно, же, существовала какая-то писулька с печатью, "рапортичка" с перечнем номеров, но всё это было фуфло, и никто из музыкантов на это внимания не обращал, а начальство, слава Богу, смотрело на это сквозь пальцы. И это радовало. Правда, случались и казусы, когда кто-нибудь из лабухов выходил, например, босиком. Но всё решалось миром.

     Площадка была открыта для всех. Любой музыкант мог выйти и выдать что-нибудь своё. Джемы проходили часто. Надо было просто достичь определенного уровня, чтобы тебе разрешили что-нибудь слабать. И всё.

* * * *

     Нельзя не упомянуть о категории молодых людей, причислявших себя к "продвинутым", как сейчас говорят. Было такое сословие. Везде их называли по-разному. Здесь - жлобы, урла, балабаи, в Прибалтике их звали "Удавы".

     Славкин друг из Клайпеды, Гена Сорокин, даже создал собственную теорию. Он назвал ее "Теория научного удавизма". Даже ему один экземпляр присылал. Где-то он затерялся, но кое-что вспомнить можно.

     Вкратце, Удав - это жлоб, не поддающийся в процессе эволюции обучению. Он пытается выглядеть внешне и внутренне не хуже других, но пользуется при этом суррогатами. Его цель - показуха. По теории Гены, удав не подозревает о существовании джинсов "Wrangler", он предпочитает "Miltons" (кто-нибудь помнит лейбл "бой слонов"?). И вот идет такое чудо, а в кармане у него батарейка с тумблером, и на каждой штанине по бокам лампочки.Щелк - левый поворот, щелк - правый, остановился, весь горит как елка.

     Удавы, по теории Гены есть везде, и будут всегда, они размножаются, соединяясь с себе подобными. Гена называл их удавихами. Это те, кто писал "БИТАЛСЫ".

     По этой самой теории, удавы находятся рядом и сейчас, они есть каждой стране, стоит только внимательнее посмотреть вокруг. На вывески магазинов и кафе, например. Как вам название кафе "Голодный Койот" в каком нибудь Урюпинске? Или салона красоты "Ми Леди" в каком-нибудь Мучесранске? А магазин подгузников с названием "Вевi"? Сильно? Оформление вывесок сделано отлично, красиво, из дорогих материалов, но вот ума прикупить хозяевам негде. За деньги это не продается.

     А как с автомобильными стикерами, которые эта публика лепит на задние стекла? "Night Hunter", например, или "King of the road"? За кем охотятся по ночам эти "короли", на наших дырявых дорогах? Или красный язык Мика Джеггера на стекле 412-го "Москвича"? Кто там сидит? Неужели член фэн-клуба "Rolling Stones"? Ничего подобного, господа, это удав в мохнатой кепке так приветствует тех, кого он пытается обогнать. Умные и предприимчивые люди давно усекли тягу удава ко всему яркому и "загадочному", и делают на этом неплохие деньги. Еще с тех легендарных времён советского дефицита, когда они впаривали им в подворотнях по одной штанине от фирменных джинсов.

     А помните ли вы некоторых таксистов из позднебрежневского времени, господа? Эти мохеровые кепки? Чтобы показать окружающим свой достаток, они обвязывали контрабандным мохером кепки-восьмиклинки (с такой пипочкой-пуговкой наверху). Теперь кепки у них из меха норки, с высокой тульей, время и достаток изменились. Вообще, меховые кепки - это уникальное явление. Присущее только для юга Западной Сибири. Простой народ довольствуется кепкой из искусственной цигейки, народ побогаче - из ондатры, а кое-кто из "новорусской" прослойки имеет кепку из финской норки. Это венец эволюции. Что тут поделаешь, народ всегда тянет к родному.

     Для удава мир имеет плоскую форму, высунутый язык - это что-то вроде кукиша, мат - это не знаки препинания, картина ценится из-за размеров холста, фильм - по количеству сисек или трупов, а Маккартни, идущий босиком через дорогу на альбоме "Abbey Road" - просто чудак, у которого потеют ноги. Да они и не слышали о нем. До сих пор.

     Здесь тоже были удавы. У них даже группа своя была. "Пришельцы" называлась. Мужики в гипюровых рубашках. Поражала их ударная установка, вся утыканная лампочками. Она была самодельная, из нержавейки, и весила, наверное, как задний мост от трактора. Но самое интересное - два котла из ста литровых нержавеющих бочек из-под огурцов. Кто-то из них работал на овощной базе. Педаль басовая была одна, и соединялась с двумя колотушками, которые одновременно били по этим бочкам.

     Зато какой полет мысли! Удавам из Клайпеды до этих надо было еще дорасти!

     Вот из таких балабаев и выросло то, что они же сами и называют "русским роком", даже не подозревая, что для рока нет границ, ни географических, ни тем более, национальных. Не может быть Русского рока, как не может быть ни казахского, ни чукотского. И не надо забывать, что основа всего, что называется роком - Блюз.

     Это как первородный крик, как в писании: сначала было Слово. А здесь - сначала был Блюз. Это что-то необъяснимое, что находится между музыкой и текстом, незримо парит рядом, это истина которую не дано до конца понять смертным. И в простенькой гармонии всегда есть то, чего нет у многих. А это уж вообще никак объяснить нельзя, и называется это - вкус.

* * *

     Через неделю Славку ждал сюрприз. Как-то неся гитару на танцплощадку, он увидел знакомых ребят на скамейке у эстрады. В их компании сидел настоящий бомж. "Можно попробовать?" - спросил он. Почуяв неладное, Славка нехотя дал ему гитару и приготовился слушать какие-нибудь жалесные бродяжьи куплеты. Чувак запел. Том Джонс, один в один. А как играл!

     Во истину сказано: не встречайте по одежке. Это был профессионал. Они познакомились: звали его Олег Маяков, был он из Питера и работал в Ленконцерте в ансамбле Анатолия Королева (был такой певец тогда, песню про одиннадцатый маршрут пел). А здесь оказался по-пьянке. *

     Дело в том, что у него иногда ехала крыша, особенно когда выпьет немного. И вот на гастролях в Грозном, по пьяни, он связался с какой-то дикой чеченской шабашной бригадой, и приехал с ними сюда, строить какие-то кошары. Потом пришел в себя, но было поздно: попал в зависимость (его же кормили и поили), надо было отрабатывать. Что уж там произошло, как он от них свалил непонятно, но последнее время жил по подвалам. А тут Миша помог: открыл свой сарай, и привел в парк к музыкантам.

     Стал он с ними играть. Позже все поняли, что наливать ему нельзя. Улетал он в другую сторону. Крыша у него съезжала не постепенно, а сразу. Могли они, например, спокойно играть что-нибудь из Битлз, но со второго куплета Олег мог резко сменить тональность и выдать какой-нибудь блатняк вроде "Канает пёс, насадку ливеруя". Дирекрисса парка с ужасом бежала и вопила: "Уберите его! Всех уволю!" Много было с ним хлопот. Но когда его оградили от портвейна, а в перерыве не выпускали за территорию танцплощадки, где могли налить, все проходило блестяще.

     Играть он мог на всем, из чего можно было извлечь звук: на фоно классно играл буги, на басе играл слэпом. Джазовые пьесы на гитаре, саксофоне, флейте. Внезапно куда-то пропал.

     Недели через две его встретили на пляже: он стирал свою рубашку, и с радостью сообщил, что только что вышел из бомжатника, куда его замели по-пьянке и держали все это время до выяснения личности, но вот отпустили и дали справку. Документы и вещи у него были в камере хранения, а он забыл, где жетон. Больной человек. Такой большой ребенок, очень талантливый. Все рассказывал про свою жену-гречанку. Пришел попрощаться упакованный с ног до головы в "фирму", подарил Славке струны "Fender Super Bullet" отказался от денег, от портвейна, обещал больше не пить.

     Но много лет спустя, Славка поинтересовался у заезжих питерских музыкантов: "как там Олег Маяков?". Они ответили, что он давно в дурдоме, к сожалению, и крыша у него съехала теперь навсегда. Был он известным человеком. Они с ним пели песни Донована. Он мог спеть и как Ян Гиллан, и как Роберт Плант. Такой был у него драйв. И если бы не водка, его бы слышали до сих пор. Наверняка.

     Осень срывает холодным дождём последние листья с нашего клёна. Осень отражается в асфальтовом зеркале города бледным светом фонарей, и печально вторит своим блюзом ветру, запутавшемуся в троллейбусных проводах. Осень переменчива как ветреная женщина. Она не постоянна как куртизанка.

     В осеннем парке пусто и холодно, и дворники греются у костра, сжигая опавшие сухие листья. Дым от костра стелется по земле и наполняет все уголки своим печальным запахом. Это запах осени, запах догорающего тлена. Вход на танцплощадку закрыт на амбарный замок, и там тоже пусто. Рядом сидит лохматый чёрный пёс, и умными глазами преданно заглядывает тебе в душу.

     Откуда ты взялся, бродяга, где твой дом, и как тебя зовут? Ты, так же как и я, вышел из темноты, пытаясь обрести покой у этого закрытого погоста своих надежд? Хочешь, пойдем со мной, только идти, брат некуда. Хочешь я спою тебе, только я сегодня пропил свой голос. Я пьян, бродяга, и от меня сегодня ушла моя женщина. Через неделю она захочет вернуться, но двери моей души захлопнулись за ней навсегда. Я не прощаю предательства, брат, никогда... Я пел ей свои песни, я посылал ей горячие письма, ей нравилось то, что я с ней рядом. Конечно, она будет жалеть. Но она сама растоптала то, что когда-то пыталась построить. Скоро я уеду отсюда, надолго, и дай ей Бог счастья с другим. Но счастья, брат, не будет, потому, что дом на песке не построить, его смоют волны, и счастья на лжи не наживёшь.

     Ты всё понимаешь, бродяга, только сказать ничего не можешь. И не надо. Я тоже знаю, что твой бывший хозяин, которого ты так любил, сегодня дал пинка тебе под хвост, и выгнал в эту слякоть. Ты так же не простишь ему этого предательства. За всю твою преданность - сапогом под зад. *

     Не грусти, горемыка, все, что не делается - к лучшему, пойдем со мной, к моим друзьям, мы оба теперь свободны. Там тепло, там нас ждут, там тебя накормят, и никто не тронет пальцем. Там звучит наша музыка, там хватит тепла для замерзающего сердца. Там пахнет ушедшим летом, и в камине наших измученных душ не погаснет огонь добра.

     И пошли по пустой аллее два скитальца. Пёс и человек. И тени их качает подслеповатый фонарь. И в пустых глазницах окон звенящая темнота, а в кармане - полбутылки портвейна. Они идут туда, где ветер не тушит свечу надежды, туда, где им будут рады. В этом доме всегда много света и двери распахнуты для всех.

     И осень играет им в гудящих проводах свой прощальный блюз.

* * *

     В Толмачевском аэропорту полно народу. Погода где-то шалит, и многие рейсы задерживаются. Твой рейс, слава Богу, не упоминают, и регистрация начнется через час. Тебе надо скоротать это время, и ты решил подняться наверх. Ба! Знакомое лицо! Ваня Ножко!

     Ваня - мастер спорта по боксу в тяжелом весе. Ваня прилетел из Магадана с соревнований. Он победил! А в награду была товарищеская встреча с самим Попенченко, и Ваня выиграл у него по очкам! Легендарный Попенченко. Знаменитый олимпийский чемпион. Попенченко для Вани - это всё равно, что для тебя Джон Леннон. Что бы ты чувствовал, если бы тебе, вдруг, удалось вчера поиграть с Джоном? Такое же состояние сейчас и у Ваньки. И ты разделяешь с ним эту радость. Это дело следует обмыть, ведь ты - первый кто узнал об этом. И вы подходите к закрытым, стеклянным дверям ресторана.

     Ну вот, опять "спецобслуживание", только для лётного состава, но ты вдруг вспоминаешь, что на тебе аэрофлотовская форма, и швейцар запускает вас без "чаевых". За победу - коньяк. Бутылку. "Ах, какой у него удар, Славка, я чуть не пропустил такую "плюху" слева...нокаут верный...ну давай, на "посошок"... вроде бы, твой рейс объявили..."

     А через год пришла беда. Через год Иван попал в аварию, разбился на мотоцикле. И повредил позвоночник.... Пять сложнейших операций.... Но всё напрасно. Приговор врачей был окончательным - ходить не будет. Точка.

     Сразу же ушла жена, и пошло-поехало: водка, какие-то ханыги, и смертельная тоска.... Но надо было знать Ивана - волю к победе он приобретал на ринге. Завязал он с этим. Раз и навсегда...Женился... на нормальной женщине... перестал бухать, приобрел новую профессию, вывел в люди сына.

     И в любой компании никто даже не замечал его кресла на колесах.Как-то не заметно было это кресло. Никто никогда не видел в нём убогого калеку, а, лишь умного, серьезного, доброго и по-прежнему сильного человека. С отменным чувством юмора, и с обостренным чувством справедливости. Лихо носился он на своей "Хонде", переделанной на ручное управление, неоднократно штрафовался за превышение скорости, и знак "Инвалид за рулем" категорически ставить отказывался.

     И так тридцать лет. Жил, работал, приносил радость людям. Умирая от рака, он все твердил: "Вот увидите, я выкарабкаюсь". Царство ему небесное. Такой жажды жизни тебе не доводилось больше видеть никогда. И если ты встречаешь где-нибудь ряженного под Кота Базилио побирушку с фальшивыми костылями, в тебе закипает досада и ярость.

* * *

     В ноябре Славян угодил в армию. Все было до кучи: и академическая задолженность по математике, и, наверное, его высказывания на собраниях так же сыграли свою роль при отчислении. Через неделю пришла повестка: 4 ноября к 8-00 явиться для прохождения воинской службы. При себе иметь ложку и кружку. Заметьте: не на призывную комиссию, а сразу под ружье. Хороший резерв был у военкомата.

     На душе стало как-то легко, в армию он готовился, и шел с удовольствием. Он знал, что там он будет всегда сыт, и у него обязательно появятся новые друзья. Порядок тогда в армии был. Не было ни Афганистана, ни Чечни, и дембель был неизбежен. Конечно, два года молодой жизни, которые предстояло провести в казарме, не особо радовали, но это было не смертельно. И самое главное - он осознавал, что после этого он не будет никому ничего должен. Все так и случилось. Можно сказать больше: армия ему много дала. Там он выучил английский по настоящему, и друзей настоящих он там встретил, и предали его по-настоящему там же. Хороший это опыт для таких идеалистов. Закаляет это.

     До явки оставалось чуть больше месяца, и Славка за день подписал обходной лист в институте. Смешно вспоминать, как секретарь комитета комсомола возмущался, и обещал разобраться - как это его без их ведома отчислили (он оказывается у них был на хорошем счету). Странно, а он и не догадывался. Славка его успокоил: сказал, что зла ни на кого не держит, сам виноват, восстанавливаться не будет, идет Родине служить, а не в тюрьму срок отбывать. И все прекрасно теперь и определенно.

     Явиться он должен был в военкомат Московского района города Риги через месяц, делать ему больше в общаге было нечего, и он улетал домой, попрощаться со всеми.

     Понабрал у знакомых фарцов дисков, сигарет "Филипп Моррис", жвачки, шмоток каких-то, все это успешно толкнул, но вовремя остановился. Свалил от греха домой.

* * *

     Дома гуляли на всю катушку. Был последний джем в "Муке". У Поляка на шее висел пластмассовый скелет и когда он танцевал, скелет плясал тоже. Прикольно. Это не понравилось кому-то из оперативников (были такие козлы тогда). Комсомольский оперативный отряд. Толяна хотели забрать в мусарню, но он как всегда достал свой заграничный паспорт и трес им перед легавой рожей. Все прокатило мимо. Побаивались его почему-то эти сявки. А шли туда или калеки от рождения, или обиженные. Нормальный парень не мог быть "оперативником".

     И случилось позже то, что и должно было случиться: они убили одного пограничника-дембеля, забили в своем гестапо насмерть. И волнения в городе были, и переезды перекрывали, и конная милиция была, и комендантский час неофициальный был, говорят. Контору их народ сжег и разгромил как Бастилию.

     То же произошло через много лет и с вытрезвителем - тот же беспредел и убийство, и тот же народный гнев. Сгорел вытрезвитель. Только в двух городах бывшего Союза не было вытрезвителя: в Ереване, потому что его там вообще не было, и здесь, потому что его сожгли. Нет его до сих пор, по крайней мере, в том виде, в каком он был. Никогда не было больше здесь и этой мрази - оперативников.

     Быстро пролетело это время, и вот Славка на перроне с толпой друзей ждет поезда на Новосибирск, а оттуда - самолетом до Риги. Народу пришло много. И последний блюз для всех: "Hear my train a comin`".

     В общаге его побрили в две бритвы, и при шлепке по голове был слышан шлепок по мягкому месту. На утро все кенты из института провожали его до военкомата, и опять появилась гитара, и опять был сольный "концерт" перед автобусом с призывниками. Но вот двери закрылись и балдеж закончился. Он в армию шел служить, а не в театр, и относился он к этому очень серьезно. Начиналась новая жизнь.

* * *

     Привезли команду в г. Лиепая. Это порт и военно-морская база в 150 км от Риги. Легендарное место для русского оружия. Еще Петр Первый укрепил крепость Либаву как тогда называли столицу Курляндии, и недалеко от части стоял дом который наш царь строил своими руками. И в 1944 году здесь была окружена большая группировка немецких войск, так называемый "Курляндский котел" - плацдарм для наступления на Кенигсберг. Военных в Лиепае было больше чем евреев на Привозе и в основном - моряки. Славка попал в радиотехнические войска. В петлицах - эмблема связи, войска Особого назначения. Радиоразведка. Моряки называли их "сапогами", они их - "шнурками", пограничники называли их "шурупы" (если сверху на пилотку посмотреть, то похоже).

     Командиром части был полковник Острах. Суровый и строгий еврей. Очень его уважали за крутой нрав. Солдатам он всегда объявлял только 15 суток ареста, на всю катушку, никогда не было ни 5, ни 10, а всегда 15 (для начала, как он говорил). По тем крутым временам это было прописано в уставе. А устав был писан в 1943 году, еще при Сталине. Позже пошла всякая "демократия", она и разложила армию. Батя всегда смотрел волком сквозь густые брови и здорово ходил строевой на полковом разводе. Порядок был в части и на позициях, порядок и дисциплина. Это был справедливый командир.

     Много у Славки было объявлено суток губы, но он не в обиде, это было после полутора лет службы, когда они стали стариками и имели возможность "расслабиться", а до этого он служил по-настоящему, Славка стал специалистом 1-го класса, а это не последний человек в армии, хоть и рядовой по званию. Лычек он никогда в армии не носил, сразу не получил (вовремя заложили), а потом всячески избегал (вплоть до губы) присвоения очередного воинского звания "ефрейтор". И это опять был тот хипповый кураж, но уже в другой системе. Честно скажу: самым большим несчастьем для него было бы уйти на дембель в этом звании. Кто знает, тот поймет. Вот и ушел на дембель с чистыми погонами и чистой совестью. "Чистая солдатская слеза", говорили "старики", это тоже надо заслужить.

     Здесь часто дурковали отдавая честь старшим по званию. По уставу рядовой должен отдавать честь каждому военному старше его по званию, начиная с ефрейтора, кончая генералом. Здесь умудрялись отдавать честь ментам. Представьте: стоит какой-нибудь мусорок-летеха, а вот солдат идет, и с полной выправкой, как на строевом смотре, тяня носок, строго по уставу отдает ему честь. У ментов всегда челюсти отвисали, где это видано, чтобы солдаты честь им отдавали?

     Тем не менее, менты всегда подтягивались, и тоже тянули руку к козырьку, и взглядом провожали серьезно. Какой солдат дисциплинированный прошел! И никогда никто не въезжал, что честь ему этот солдатик отдал ЛЕВОЙ рукой! Патрули иногда останавливали, замечание делали, посмеиваясь, говорили: "Это Остраха артисты". Уважали их "батю" в городе, в кафетериях буфетчицы всегда спрашивали: "Ребята, вы не Остраха?", приходилось врать что командированные, а то пива бы не дали. Везде капканы батя порасставил.

     Не любил Славка ходить в увольнения, был за два года всего три раза, и всегда возвращался опустошенным: смотрел на волосатую молодежь с завистью. Но одно успокаивало: что кое-кого из них тоже скоро подстригут, а ты, уйдя на дембель, можешь занять его место. И это было справедливо. Но все это было в будущем, а пока он - салага.

     Первая надпись на стене в коридоре замеченная им в армии была "Дмб-73-11". Это повергло его в шок. Дата чьего-то дембеля совпадала с датой его призыва. Он понял как далеко теперь свобода и его прошлая жизнь. Но на следующий день появилась приписка: "салага помни: дембель неизбежен". Спасибо тому неизвестному старику, который вместе со своей радостью вселил в них надежду, она помогла всем выжить и не озлобиться.

     Позже, уже на гражданке, Славка всегда говорил солдатам эти слова, и глаза пацанов загорались благодарностью и счастьем. Много ли надо человеку?

* * *

     В "учебке" им выдали форму. Гимнастерки образца Русско - Турецкой войны. Они еще захватили это. Если вы смотрели фильм "Чапаев", вспомните, во что был одет Василий Иванович. Такая же гимнастерка была и у Славки. Сбоку она застегивалась на 3 пуговицы, и была очень просторна, еще бы пара таких как он туда залезла бы запросто. Размер был его, просто покрой такой. Такого же покроя галифе, как паруса на катамаране. Кирзовые сапоги с портянками (опять же особая наука как их мотать). И ремень из прессованного дерматина, с бляхой, которую каждый день надо было чистить.

     Ремень должен был быть затянутым до предела, чтобы старшина не смог повернуть бляху. Это потом, со временем ты учился всяким хитростям в заправке и понемногу начинал походить на человека. А пока Славка был похож на какое-то пугало, такая лысая зеленая бабочка, мокрая от слез. Хорошо чуваки его тогда не видели, и фотографий, слава богу, нет.

     Очень его коробило обращение командного состава: "Военный". Не "товарищ рядовой", не "товарищ солдат", а именно: "военный". Полная обезличка. "Военный, ко мне!" - и ты бежишь. "Отставить, военный", и ты бежишь назад. В учебке шагом не передвигаются. Только бегом.

     Часто ему снится один и тот же сон. Он опять попал в армию. Опять они попали все. Все с кем он призывался опять вместе. У всех семьи, дети, внуки даже есть. Вот Олег Лапшин, вот Витас Дубакас, вот Славка. Все они опять салаги. Они пытаются объяснить, что произошла ошибка, что они давно свое отслужили. С ними соглашаются, и говорят, что все правильно, они свое отслужили, но, оказывается, что-то изменилось, нет, не война, не всеобщая мобилизация, просто они опять все призваны на два года. И он с ужасом понимает, что так оно и есть, и опять придется служить два года. Он всегда просыпается в холодном поту. Долго не может понять: что же произошло, за что опять в армию? Но потом догадывается что это всего лишь сон. Но какой-то он очень реальный всегда. И оказывается это не только у него. Много его знакомых часто видят что-то подобное. Навсегда это у них. И что интересно, начинает сниться это спустя лет двадцать. *

* * *

     Ты вышел из тьмы и тебе тысяча лет. Ты видел эту жизнь во всей её красе и убогости, ты видел её во всём её блеске и нищете. Ты помнишь как менялись и умирали хозяева и короли, и ты видел их величие и ничтожество.

     Ты помнишь крах могучих империй, и торжество жадной черни на обломках былого величия. Ты видел знамена победителей, и стяги побежденных брошенные к ногам тиранов. Ты помнишь гениев и злодеев, поэтов и трубадуров, мудрецов и пророков, которым по твоей милости вбивали гвозди в руки. Ты был во всех походах и сражениях во имя веры. Ты разрушал храмы и сбрасывал вниз колокола с колоколен, и кресты с церквей. Ты жег мечети и дворцы, и награбленное золото проклятьем звенело в подвалах твоих темниц. Ты расставлял фигуры на шахматной доске, и отправлял на смерть целые армии. Ты стирал с лица Земли города и строил башни из черепов. И ты опять вышел из тьмы.

     И скоро снимут четыре печати из семи на вечной книге, в деснице у Сидящего на престоле. И четыре всадника уже ждут приказа, и семь ангелов вострубят, когда будет снята последняя печать. И дана будет тебе власть над миром, и поклонятся зверю все живущие на земле, имена которых не написаны в книге жизни Агнца, закланного от сотворения мира. *

     Ты обольщал и губил этих жалких людишек, ты покупал их вечные души за гроши, ты травил их своим зельем, и убивал нерожденных младенцев в утробе матери.

     Ты молча взираешь, стоя во главе своей армии вниз, на эту никчемную толпу готовую продать тебе бессмертную душу за один миг упоения властью и деньгами. И вот уже пресыщенные нувориши подставляют под твою печать своё чело, и с гордостью ставят номера с твоим числом на свои лимузины.

     И ты смеешься над этими жалкими и никчемными людишками, которые, не ведая, что творят, направляются прямо в Геену. И это они взрывают небоскребы, это они взрывают себя, во имя того, кого они считают Всевышним, увлекая за собой невинные души. И одному тебе известно, куда они попадут после смерти, ведь имя твоё - Люцифер.

     Ты стоишь на вершине скалы, закутавшись в плащ Понтия Пилата. Ты взираешь на эту бренную землю, и вспоминаешь, как въезжал на танке в Париж, как уничтожал Варшаву и бомбил Дрезден. Это ты заставил нажать на курок убийцу Джона Кеннеди, это с твоей подачи застрелили Леннона, и, повинуясь твоему шепоту, травили собаками и сжигали в крематориях людей нацисты. *

     Ты с ликованием наблюдал за безумными игрищами хунвэйбинов, и вложил нож в руку убийцы в Олтэмонте. По твоей воле красная перевернутая пентаграмма засветилась над одной шестой частью суши на планете Земля. Ты - лучший из шулеров в этом мире, и передергивая карты, ты кладешь на сукно благие намерения, которые становятся дорогой в Ад.

     Ты вездесущ и неуязвим, и все попытки победить тебя, у многих заканчиваются печально. Ты всегда найдешь повод для мести, и подставишь подножку в самом неподходящем месте. Радуйся, повелитель демонов, когда твои слуги, шурша перепончатыми крыльями, кружат над своей добычей, чтобы в преисподней вонзить в остывающую душу свои стальные когти.

     Холодный ветер поднимает снежную пыль над вершиной мира, и хор великих грешников вторит этой зловещей песне. Ты устал сегодня, Сатана, ты устал давно от этой борьбы. Сколько раз тебе плевали трижды в лицо те люди, у которых ты стоял за левым плечом? И ты им будешь мстить, будешь мстить им вечно, когда опять, по воле Сидящего на престоле, ты вновь будешь выпущен из своего заточения через тысячу лет. *

     Ты видел полководцев, покоривших полмира, ты видел бунтарей, закончивших свой путь на плахе, ты стоял рядом с палачами, и затягивал петлю на шее висельников.

     Ты летел впереди диких орд и упивался победой, пройдя вдоль и поперек огнем и мечом несчастную землю, потонувшую в плаче. Ты видел костры инквизиции, и радовался непросветной тупости и темноте толпы зевак, собравшейся на площади. Ты ликовал при четвертовании грешников, продавших тебе душу. Ты поклялся извести весь род людской, и пока, тебе это удается.

     Но Тот, который сидит на престоле, не даст тебе выполнить свою клятву, он долго терпит, и уже обратил свой взгляд на дела твои. Он знает всё и помнит обо всех душах, попавших в твои сети. Он не даст им сгинуть навечно, он освободит их, и, возможно, простит.

     Слово его - любовь, дела его - сострадание, он создал этот мир, и не даст его тебе на поругание. Ты - просто мусорщик, очищающий его от скверны, возомнивший себя равным Ему. И здесь ты ошибаешься, потому, что Его пути неисповедимы. *

     И падет великий город, Вавилон земной, ставший пристанищем блуда и нечистоты, и разорят его десять царей, которые еще не получили царства, но примут власть со зверем, как цари, на один час. И возненавидят они этот город, и разрушат его и сожгут, потому что Господь положил им на сердце - исполнить волю Его.

     Но пока, Вышедший из Тьмы, будет скитаться по этой грешной Земле, обольщая и совращая невинных, готовя себе армию для последней битвы, имя которой - Армагеддон.

     

* * *

     О гитаре и музыке на время можно было забыть, но вселяла надежду аппаратура, на которой в последствии пришлось работать. Весь эфир был у тебя в руках. И много чего за эти годы Славке довелось услышать и узнать.

     В те годы помимо официальных западных радиостанций типа "Радио Люксембург", существовала масса нелегальных, "пиратских". Происходило это следующим образом: какое-нибудь судно, вроде рыбацкой шхуны заходило в нейтральные воды и дрейфовало там. Крутили музыку и рекламу. Этим и жили. Передатчики были мощные, работали диск-жокеи, и назывались они громко: например "Радио Кувейт", или что-то подобное.

     Сейчас этого нет, А тогда были, наверное, прорехи в законодательстве, и "пираты" этим пользовались. Отсюда пошло это название "пираты", изначально они работали на море. И жили за счет демпинговых цен на вещание рекламы. Запеленговать их было можно, но вот предъявить, наверное, нечего было. Бизнес процветал. Часто они крутили новые диски, от корки до корки. Это было интересно. И можно было быстрее, чем на гражданке познакомиться с новинками.

     "Молодым" музыку слушать было запрещено, и если тебя застукали за этим занятием, то, как минимум очередной "заплыв" на полы тебе был обеспечен. Не один гектар полов был вымыт в армии, и не только за музыку. Молодые в армии полы моют. Моют мылом и губкой. И это нормально, потому что потом служба проходит без этого занятия.

     "Стариковщина", или как теперь ее называют "дедовщина", имела свой, специфический оттенок. Славку никогда не били, и он никогда не позволял кому-нибудь из старослужащих бить молодых, да это и невозможно было, не принято это было здесь. Никогда молодые не чистили "старикам" сапоги, или подшивали подворотнички, кто мог доверить постороннему, тем более молодому, свой внешний вид, что он там начистит? На сто дней до приказа старик должен был подстричься наголо (к дембелю как раз все отрастало). Это был особый стёб. И каждое утро старик отдавал свою пайку масла самому молодому за столом, чтобы все видели, что ему и это уже до лампочки.

     Вообще паек тебя как-то переставал интересовать, можно было пойти на кухню и запросто взять бачок мослов, и умять это вдвоем (с горчичкой).

     Славкин друг Витек, приехавший его навестить из Риги, все удивлялся, как хорошо их кормят, и даже сначала отказывался, боясь кого-то объесть. У хлебореза всегда был доп. паек для "старых" и масло сэкономленное. Так что проблем никаких в этом плане. В армии пребывало только твое тело, а душа уже была на гражданке, особенно последний месяц. И все было до фонаря.

     Иногда появлялся, правда, офицерик, который хотел сломать годами установленный порядок вещей, но встречал молчаливое сопротивление, как стариков, так и молодых, которые понимали, что, уступив, они потеряют то, что вскоре должны будут сами получить. И в этом не было ничего плохого: молодые пахали так же, как пахал Славка в их время, и, глядя на стариков, молодые знали, что и у них когда-нибудь будет то же. Появятся те же неофициальные льготы.

     Отношения со всеми были дружеские, но все знали ту черту дозволенного, которую нельзя переступить. Не было никаких землячеств. Служили ребята из Прибалтики - латыши, литовцы, белорусы, эстонцы, русские. Преобладали литовцы, но ничего похожего на национализм не было. Было одно землячество: старики, и все стояли друг за друга горой. В этом, наверное, и была сила тогдашней армии.

     Отношение офицеров к Славкиному подразделению было двоякое. Офицерский состав части делился на две половины: собственно оперативных работников разведчиков-аналитиков, и технарей - радиомастеров, зампотехов, и т.д. Отличались они и внешне и внутренне.

     Первые - с интеллигентной, какой-то белогвардейской выправкой и интеллектом, (по 6 языков знали), а вторые - офицеры Советской Армии. Эти их в душе недолюбливали, потому что по службе "микрофонщики" больше общались с первыми, а это - высшая каста в ОСНАЗе. Они и относились к ним с отеческой заботой. Со вторыми, у солдат и происходили в основном стычки.

     Как-то ближе к дембелю докопался до Славяна один капитанишко, за порядком он не следит, оказывается в приемном центре. "Но я ведь не ефрейтор, господин ротмистр! Не пошли бы вы на хер!" Обиделся "слоненок" наябедничал бате, а тот, не долго думая, и влепил Славке 15 суток, как всегда "для начала". И отправили его в местный цугундер. На курорт отправили.

* * *

     "Губа" в части была своя, и начальником караула всегда был их годок-сержант, в камере арестанты спали только ночью, остальное время досыпали в караульном помещении, в комнате отдыхающей смены. Сразу проделывался такой финт: пальцы на ногах мазались пурпурной краской, вроде от грибка, и получалось официальное освобождение от строевой. Назывался этот фокус "вмазать Deep Purple", и начиналась санаторная жизнь.

     Пайку старикам носили особую: одна котлета клалась в борщ, другая маскировалась под гарниром, а третья находилась сверху. Положено. Одну котлету ты съедал, а другими кормил молодых. Тоже положено. Вот такая дедовщина. Трудно поверить. Спросите у Олега Лапшина, они часто чалились со Славкой на этой киче.

     Не нужна старику лишняя котлета, у него душа уже на гражданке. Хотя и здесь были исключения.

     Служил со Славкой некто Кум. Один паренек-литовец. Если кто читал роман про солдата Швейка, то вспомнит, кто такой был Балоун. Это был Кум. В разведку его можно было послать, но только не в самоволку за докторской колбасой, обязательно бы половину сожрал по дороге. Звали его Игнас. Даже стариком под подушкой он держал сухари, и хрустел ими по ночам. Ну, куда это в него все лезло! Молодым, попав на кухню помощником повара, объелся оставшейся кашей и угодил в санчасть, желудок промывали, мог быть завороток кишок. И ничего всю службу что-то жевал. Жрал за десятерых. Был он несколько флегматичным. Спокойный, как танк. В общем, Кум.

     Они с ним дружили. Он обучал Славку разговорному литовскому языку, все удивлялся его произношению, и говорил, что он очень правильно произносит слова, так говорят в Каунасе. Славке это льстило, и под конец службы он уже сносно "кольбесил" по-литовски.

     Ему нравилось живое общение с людьми на их родном языке, люди, услышав фразу на родном языке, начинают к тебе по другому относиться. С уважением.

     Интересно, но в литовском языке почти нет ругательств. Матерились они все по-русски. Все по-русски матерятся.

     Славка допытывался у них: неужели нет самого крепкого словца? Долго они совещались, потом нашли вариант, правда, как объяснили, это не совсем мат, но очень близко. Слово звучало: "Скистаклинис". Дословно оно никак не переводилось на русский, что-то связанное с причинным местом, где не все в порядке с яйцами. Слово производило эффект разорвавшейся бомбы: люди удивленно смотрели, а потом начинали ржать до слез.

     Много у Славки было друзей литовцев. Народ они очень доброжелательный, веселый, но несколько скрытный. Литовец, например, никогда не пошлет открытку по почте. Он ее запечатает в конверт. И еще: видел Славка две автобусные остановки. Одна, на литовской территории, другая - на российской. Литовская остановка, сверкала, вся подкрашенная, а, напротив, на нашей, была перевернута урна, со всем содержимым.

     И я сейчас думаю, как было бы здорово, если бы литовцы начали посылать открытки без конвертов, а русские перестали бы мочиться мимо унитаза. Полное согласие бы было. И границ бы не было.

* * *

     Латыши, в Прибалтике, народ особый. С латышом в разведку идти можно. Латыши всегда держат слово. С литовцами они не ладили как армяне с азербайджанцами, видимо, какая-то давнишняя у них неприязнь. Может быть от царей русских, кто его знает, может от варягов, или тевтонов, но это - в крови.

     И здесь у Славки много друзей было. Они земляками считались, все из Риги призывались. И после службы его встречали как родного брата. Все дела - после, ресторан - самый лучший. Душа на распашку. Сегодня - "Луна", завтра - "Юрас Перле", гудим всю ночь в Юрмале. Большие нагрузки на организм - стоп. Завтра встречаемся на взморье, пивбар "Сэнчу", и только пиво. Черные сухарики с чесноком, и никакой рыбы к пиву. Это же неприлично! Большое вам спасибо ребята, за то, что вы были в моей жизни.

     Не верьте тому, что говорят о Латвии, как там сейчас притесняют "русскоязычное население", похоже это на какую-то Брежневскую пропаганду. Не может быть такого, не такие латыши, я их знаю, пайку одну ломали. Может быть, все дело в уважении? Так научитесь их языку, если вы всю жизнь там живете, и все проблемы будут решены, я вас уверяю. Не мусорите на улицах, и вас не будут звать оккупантами.

     Славка знал одну старорежимную бабушку из дворян. С 1901 года в Риге жила. У них в общаге вахтером работала. Говорила на русском, французском и латышском. Говорила она всегда одно: "До большевиков мы жили лучше". Говорила она за всю Латвию, да и за Россию, наверное, тоже.

* * *

     С эстонцами дело обстояло несколько иначе. Эстонцы народ хозяйственный и аккуратный. Из них хорошие каптеры в армии получаются. А в остальном, они все были похуисты. Как будто иностранцы в Советской Армии. Очень гордятся своим нордическим происхождением, и напрочь отвергают свои азиатские корни. Наши предки Гунны? Да не смешите меня.

     Однажды кто-то принес в роту книгу. "История эстонского народа". Написана она была каким-то эстонским академиком. Там было описано все: великое переселение народов, как Гунны воевали с Римом, как одна ветвь их осталась на Урале, другая ушла на север в Финляндию и Эстонию, а остальные осели в Венгрии во главе с царем Атиллой. Им это было до лампочки.

     Аргументы - "Это не по-эстонски написано". Ребята, это перевод с эстонского: вот автор, доктор исторических наук. "Нет, мы викинги". Ребята, вы же азиаты, ваш ученый, эстонец написал. "Это не эстонец написал, это еврей написал". И все. Никаких возражений. Упертые ребята. Немного прижимистые, но не жадные.

     Очень музыкальные. Эстонские музыканты были тогда лучшими в Союзе. Это факт. Была в части одна легенда. Служил там до Славки один эстонец, звали его Пауль Инно, когда он напивался, то отбирал у дневального штык-нож и всю ночь играл им на гитаре как Джимми Рид. Жалко Славка его не застал, в их наборе таких звезд не было, да и позже тоже, наверное. Появлялись, правда, какие-то хмыри из молодых шлангов. Зная с гражданки пару аккордов, бежали в клуб, в надежде пристроиться в самодеятельность. Но с такими разговор был короткий: на полы. И вот помоет этот Ричи Блэкмор с какого-нибудь латгальского хутора пару гектаров лестницы, и начинает понемногу понимать, что иногда и сэпт-аккорды надо к месту ставить. И выбросит эту дурь из головы, и станет настоящим воином.

     Халява здесь не прокатывала. Не любили здесь таких. За всю службу Славка никогда не участвовал в самодеятельности, после смены играл для себя в умывальнике или в коридоре (акустика хорошая). Не лез он в артисты, потому что служил в армии, а не в театре. Да и инструменты были на уровне провинциальной школы, а он уже сек в этом. А это все равно, что пересесть с джипа на "Запорожец". Никто не согласится. Лучше пешком пройти. И безопасно, и не стыдно.

     Хотя был один деятель. Из молодых. Выпускник музыкального училища. Служил в хозроте, и организовал из своих сапожников вокально-инструментальный ансамбль. Любили они "Самоцветов", а "Песняров" пели почему-то в унисон. Вместо полной ударной установки выставлялся "тройничок", голяшку еще туда всовывали, и начиналась тягомуть. Но больше всего поражало, что не знал этот юноша Битлов. В общем, слышал, что есть такие люди Леннон да Маккартни, только по его мнению живут они в Германии. И ни какой-нибудь лесовод из Белоруссии это был, был родом из Латвийского города Елгава. Надо же, и такие, оказывается, были, и брали в руки электрогитары. Странно, как можно книгу читать, не зная азбуки.

     Выслужился этот юноша перед начальством, перевели его в другую часть, в Прибалтийский военный округ, в ансамбль песни и пляски. Играл он, наверное, там на ложках. И сейчас, наверное, при делах: или в переходе на гармошке играет, кося под слепого, а может быть, и в шоу-бизнесе устроился, и живет неплохо, и похохатывает над всеми. Этот пробьется. Было в нем что-то голубоватое. А банда его занялась своими прямыми обязанностями: точали сапоги и набивали на них подковки.

* * *

     Подковы из победита - это особый шик. Прерогатива "стариков": ночью по асфальту огонь как из под копыт Сивки-бурки. Еще обесцвечивалось ХБ. Новая полевая форма выбиралась на размер меньше, чтобы меньше было чего ушивать, и на пару суток помещалась в таз с определенным раствором хлорки, главное - сделать определенную концентрацию, чтобы не сжечь швы, но умельцы были. Позже все это прополаскивалось в холодной воде, и все швы дрочились жесткой капроновой щеткой. Получался прототип перестроечной "варенки".

     ХБ сильно обесцвечивалось, а швы были почти белыми, как на джинсах "Lee". Погоны и петлицы были черными, поэтому контраст был налицо. Далее все это утюжилось: на спине и по бокам выводились идеальные стрелки, то же проделывалось и с брюками. С пилоткой происходило то же самое, только она еще и сшивалась в двух местах, так что солдат становился похожим на генерала Эйзенхауэра или Муссолини с советских карикатур.

     Это был отпад. За это можно было и на гарнизонную губу угореть, а это не местный "санаторий". Но все равно старики это таскали, когда бати не было в части, прятали и быстро переодевались в обычную форму, если был приказ "отловить этих стиляг из батальона".

Начало  |  1  |  2  |  3  |  4  |  5 страница  |  6  |  7  |  8  |  9  |  Конец  | 

*

©  Решетняк Вячеслав Николаевич 
Телефон/факс в г. Рубцовске (38557) 4-76-54. E-mail: jeff@rubtsovsk.ru