|  Начало  |  1  |  2  |  3  |  4  |  5  |  6 страница  |  7  |  8  |  9  |  Конец  | 

* * *

     Ночной ветер с Балтики несет промозглую сырость, воет волком в натянутых антеннах. В карауле сегодня салаги из учебной роты, такие же зашуганные каким был ты, полтора года назад."Стой, кто идет?" - "Да, идите вы юноши...605-й..." Салага с уважением смотрит на твой значок первого класса. Ты пошел за винишком на соседний хутор. Вы решили немного оттянуться в радиомастерской. Вы сегодня выпьете за здоровье своего шефа, которому присвоили очередное звание. Вы мысленно будете поздравлять его, и выпьете за его успехи. Вы его очень уважаете. Это настоящий офицер, и настоящий человек.

     А потом вы будете играть со Штейном старые блюзы Хоулин Вульфа, и пьяный прапорщик Серега Сотников, приехавший на позицию прямо с банкета, будет постукивать ложкой по стакану.

     Море рядом, оно шумит и ревет начинающимся штормом, там, за морем, другая жизнь, там за морем Швеция и датский остров Борнхольм. Там живут другие люди, они не похожи на нас, и они нас боятся. И это противостояние уже всем надоело. И через десять лет в Кремле появится энергичный человек с чудным рисуночком на лысинке, у которого хватит духу всё это прекратить.

     А море ревет раненым зверем, и накатывает на песчаные дюны огромные волны, пришедшие с другого берега. Оно помнит викингов и тевтонов, оно помнит пруссов и шляхту. Сколько народов прошло вдоль и поперек по его берегам, и сколько еще пройдет? Оно помнит ладьи варягов и скандинавские фрегаты. Оно помнит петровскую удаль и поражение шведских королей. Оно видело купцов и рыцарей, плывущих вглубь дикой страны лежащей на пути "из варягов в греки". Оно плескалось здесь миллионы лет. И оно точно переживет все эти ракетоносцы и подводные лодки. И останется таким же еще через миллион лет. Сколько погибших кораблей оно хранит в своем чреве, сколько богатств и утраченных надежд оно таит в себе? Это - великая тайна.

     А поутру, на растрепанном после бури пляже, вы будете собирать солнечный камень янтарь, щедрой рукою духа Балтийского моря, рассыпанный по песку.

     И в два часа ночи, во время технического перерыва на "Ассошиэйтед Пресс", в зале телетайпного перехвата, вы сами напечатаете и вставите в ленту поздравление из ЦРУ советскому коллеге капитану Ширяеву, по случаю присвоения ему очередного воинского звания "майор". И утром шеф, заступивший оперативным дежурным, просмотрев сводки за ночь, конечно, догадается, чьих это рук дело. И тихо, незлобно матюгнется в ваш адрес. Но большая звезда в двух просветах на погоне, наполнит его сердце добротой и отеческой заботой о тех бедолагах-солдатах, которых он кое-чему научил.

     Дай Бог Вам, здоровья и счастья, товарищ майор.

* * *

     Тоска по гражданке постоянно наваливалась, как и полгода назад, когда Славка приехал из отпуска. Дали отпуск ему перед Новым годом. Вместе с дорогой выходило 20 суток, он сэкономил неделю - летал самолетом, да еще сутки прихватил на обратном пути, тормознулся в Риге, в своей бывшей общаге. Приехал он домой за неделю до Нового года.

     Серега с Поляком его ждали, Виталька в ноябре пришел из армии, так что основной костяк группы "Данко" опять был в сборе. За три дня они вспомнили все старые вещи, и с десяток новых сделали. (Славка в своем умывальнике времени зря не терял). Неделю лабали новогодние вечера в Драмтеатре, надо сказать за неплохие бабки.

     Серега с Толяном все это время собирали аппарат. И надо заметить, очень в этом преуспели. Голосовой аппарат уже был на уровне: "Tesla". Хороший ламповый аппарат, с микшером и остальной обработкой звука. Вообще ламповые аппараты до сих пор очень солидно звучат. Такого насыщенного звука как на лампе до сих пор не могут придумать, это факт. Японцы уже начали и бытовую (очень дорогую) аппаратуру высшего класса выпускать на лампах. Вернулись назад. И ничего с этим не поделаешь, лучшего еще не изобрели.

     Колонки были самодельные, но уже какой-то особой конструкции. Звучало новое слово "субвуфер". Динамики были какие-то фирменные. Славка тогда в этом абсолютно не разбирался. Говорили о каком-то давлении, о децибелах. У Витальки была какая-то примочка с педалью: сустэйн, фузз, вау, какая-то коробочка с невообразимыми эффектами, позже Славка узнал, что это флэнджер и хорус.

     Они втроем звучали как биг-бэнд. Все барабаны подзвучивались, гитара выла на разные голоса, дилэй врубался к месту, а бас бил точно в печень. Они сыграли "Purple Haze", и Славян был в нокауте. Надо срочно это спеть! Он знал слова. Надолго это стало потом их визитной карточкой.

     Славке дали двенадцатиструнную полуакустическую гитару, "Риккенбеккер", изготовленный по лицензии в Венгрии. И они начали. До "халтуры" оставалось три дня. Упор опять делался на "Rolling Stones", "Cream", "Doors" и "Led Zeppelin", за исключением нескольких блюзов и тогдашней советской попсы (без нее никак нельзя, рабочий класс будет гулять), но и туда они обязательно вставляли жесткие, перегруженные риффы. Опыт был. Так андеграунд внедрялся в широкие народные массы.

     Кстати, заводчане гуляли хорошо, народ тогда пил для веселья, а не с похмелья, поэтому всем было весело, никто не лез с замызганными пятерками, и не требовал "Владимирский централ". Все было оплачено заранее, и люди знали, что у ребят своя программа, и им это нравилось. Иногда заметив в толпе знакомое лицо, Славка передавал друзьям привет "от Мика Джэггера и всех Роллинг Стоунз", он уже знал, как работают диск-жокеи на пиратских радиостанциях.

     Это был контакт с публикой, а без этого и заниматься музыкой не следует. И любые танцульки с перерывами превращаются в сельскую дискотеку. Музыканты должны разговаривать с публикой, шутить друг с другом у всех на глазах. Так делали "Битлз". Не надо об этом забывать. Очень жалко, что наши дети лишены этого живого общения и живой музыки. Славкины сыновья не танцуют на дискотеках. Не нравится это им. И жаль что они никогда не испытают того, что испытали мы, улыбнувшись знакомому парню с гитарой на сцене.

* * *

     Много разных праздников есть на свете. Много всяких красных дней в календаре. Значительных, и не очень. Памятных и совсем не нужных. Но Новый год - это особый случай. Это настоящий праздник лишенный идеологической окраски, и другой мелкой мишуры. Это единственный праздник в Стране Советов, когда не гремят духовые оркестры и не проходят торжественные заседания с участием престарелых, одряхлевших членов Политбюро. И поэтому это - самый главный праздник. Настоящий праздник, где нет места партийному ханжеству и лицемерным постулатам "морального кодекса строителя коммунизма". Его придумали не большевики, этот праздник отмечают на Руси со времен Петра Первого. И он всегда останется главным, потому, что главное для человека - не цвет знамени, и, даже, не полный холодильник, главное - это надежда, и ожидание перемен.

     У человека можно отнять многое. Можно отнять хлеб, можно отнять свободу, можно нарядить его в кирзовые сапоги, но надежду у человека можно отнять только с жизнью. Вот поэтому нам так дорог этот праздник, а остальные - лишь дни отдыха, и повод для выпивки.

     Большая, разлапистая ель стоит в середине театрального фойе. Ель украшена гирляндами, разноцветными стеклянными шарами и серпантином, и пахнет она невинным детским счастьем.

     Всё начинается с того, когда вас подвозят к главному входу, и вы, начинаете выгружать свои тяжелые черные колонки, внутри которых, самое главное - железо от "Celestion". Шесть ящиков на колесиках и три чемодана с усилителями сегодня дадут просраться публике. Аппарат - вещь священная. Аппарат строится годами, возводится как храм. Это предмет гордости и поклонения. Это то, на что в первую очередь тратятся деньги, заработанные на "халтурах". От качества звучания зависит не только размер вашего гонорара, но и кое-что другое, что называется личным удовлетворением. От хорошего звука вы кайфуете как от хорошего вина. И этим кайфом вы сегодня поделитесь с народом.

     У вас нет ни грузчиков, ни работников сцены, ни какой-нибудь другой челяди, поэтому таскать приходится всё самим, но это не так тяжело в двадцать лет. И главное - ещё впереди.

     На сооруженной на время праздников сцене, в центре фойе, все и будет происходить. Сначала выставляется "фронт" - четыре колонки ставятся впереди группы, по бокам подиума. Остальные - по бокам ударной установки, дислокация сил будет корректироваться чуть позже, когда подключат усилители и микшер, а сейчас надо распутать провода, которых почти километр. Провода от главных, фронтальных колонок, скрученные в отдельный жгут подключаются к основному усилителю, "оконечнику", и остальное завершат уже Серега с Толяном. А вы, с Виталькой, уходите в курилку, чтобы предварительно настроить гитары. Все происходит быстро, за каких-нибудь полчаса, вы уже готовы, микрофоны отстроены, инструменты - тоже, и Серега разогревается, сочно лупя палочками и педалями по своей "кухне".

     Через час начнет подтягиваться народ, а пока, в фойе пусто. Лишь пушистая большая ёлка подмигивает вам хмельными от хвойного духа огоньками. И это время, когда ещё никого нет, и когда всё подключено, настроено, проверено, и готово к бою - одно из самых приятных на любом подобном мероприятии. Вы начинаете ощущать свою причастность к будущему волшебству, которое называется Новогодним праздником. И предвкушение этой радости, помноженное на чувство единения всей вашей команды, еще раз напоминает вам о том простом понятии, что называется "дружба".

     До начала еще много времени, и вы, оставив, кого-то из друзей, присмотреть за вашим хозяйством, вчетвером направляетесь в буфет.

     Вы помните, господа, тех буфетчиц из семидесятых годов? Эти нервные женщины, неопределенного возраста, с одинаковой "химией" на голове, хамоватыми замашками, и с какими-то унылыми, бесцветными глазами, всегда вызывали у вас чувство жалости. Но сегодня - особый вечер, и тетка за стойкой напоминает вам гоголевскую Солоху. "Добрый вечер, мальчики, что хотели?" - "С Наступающим, мадам...четыре по "сто", и лукошко яиц..."

     Водка с сырыми яйцами - это то, без чего не будет рок-н-ролла, и это очень удобно - и запить, и пожрать, и для голоса очень полезно. Три удовольствия сразу, в одной упаковке. Солоха выносит вам из подсобки полную картонку с яйцами, и смотрит на вас, как на полных придурков.

     Представление начинается. Кто-то выпил шесть, кто-то на седьмом сломался, но кое-кто дотянул и до восьмого. Вот так-то мадам, мы ещё не то можем, мы ещё и фужеры можем до ножки съесть, но это - в другой раз.

     А в зале уже полно народу, и пора начинать. Тушите свет, зажгите свечи, мы все ждали этого вечера, чтобы хоть на время забыть о том, что там, за замерзшими окнами. Это единственный день в году, когда не надо оглядываться, и можно весело, беззлобно подурковать, это одна ночь в году, когда можно надеть маску, а может быть просто снять? Как вы думаете?

* * *

     Был у Славки в армии настоящий друг: Олег Лапшин. Олег - это солдат Швейк и Василий Теркин вместе взятые на рок-н-ролльной платформе. Очень похож на Геннадия Хазанова. Наверное, в каждой части есть такой человек. Без таких людей очень скучно жить на Земле. Попал он в армию из Калининградской мореходки, бредил морем. Познакомились они с ним в первый день, вернее в первое утро перед первым подъемом в армии. Кто знает, что такое подъем за 45 секунд, тот понимает, что новичку просто необходимо надеть хотя бы штаны под одеялом, чтобы оказаться в строю не в последних рядах. Они с ним так и сделали. С этого и началась их дружба на два года в армии, продолжается она и до сих пор.

     После армии Славке приходили письма даже из загранки, куда Олег ходил на своем сухогрузе. Плимут, Дакар, Юго-Западная Атлантика, подписано на фотографиях лохматого моряка, с которым они вместе ломали одну пайку, жрали его любимую докторскую колбасу, сидели вместе на губе (чтобы кому-нибудь из них не было скучно одному). Выпивали и приклеивали этикетки от бутылок в свой "дембельский дневник", бегали в самоволку и вместе стриглись наголо на 100 дней до приказа.

     Олег - очень талантливый художник, самородок, ему надо было учиться, но он, наверное терпеть не мог рисовать по заданию какие-нибудь обязательные скульптуры, или геометрические тела, эскизы, и т. д. Кумиром его был Сальвадор Дали, но фантазия у него перешагивала еще дальше. Он мог нарисовать обнаженную женщину с роскошным телом и лицом древней старухи, да еще с лорнетом и зонтиком. Или гермафродита с рожей орангутанга, а каких монстров изображал, похлеще, чем на картинах Босха! На доске в учебном классе за 30 секунд мелом нарисовал профиль Маккартни с альбома "Revolver". Писал очень красиво, с пушкинскими вензелями. Это был еще один близкий Славке по духу человек.

     Они с ним вели свой "дембельский дневник". Достали толстенную амбарную книгу в оранжевом переплете, прошнуровали ее и опечатали, как это сейчас делают в налоговых инспекциях, проставили номера страниц, и под грифом "Совершенно секретно", прятали ее в таких местах, где даже Шерлок Холмс не смог бы ее отыскать.

     Каждый день, проведенный ими в "Стране дураков", как они называли свое место пребывания, был описан до мельчайших подробностей. Все это преподносилось в аллегорической форме. Действующими лицами были старина Джэфф (это Славка) и бродяга Элвин (Олег). Были еще папаша Фрэнк (старшина Ян Альбертович), стадо слонов (офицер и слон в шахматах фигуры одинаковые), варяжские гости (солдаты-прибалты), эльфы и феи (народ на гражданке, за забором части), и еще много кого там было. Описывался каждый день, что было сделано положенного, а главное - не положенного в армии. И если бы этот труд попал на глаза командованию, и не дай бог, его бы расшифровали, то с губы бы они не вылазили, если не говорить о чем-нибудь более серьезном.

     Начиналось это описание примерно так:
- А не послать ли нам кого-нибудь из кнехтов за бочонком доброго эля - произнес старина Джефф, сидя в своем замке у догорающего камина, посасывая трубку- Сегодня мы пополнили казну звонкой монетой, после битвы с сарацинами, да и рыцарь Айвар со своими варягами после удачной охоты зажарил кабана. (Это обозначало, что, сидя на своем посту, и куря "Приму", Славян высказал предложение: а не устроить ли им небольшой сабантуй по случаю получки. И хлеборез уже картошку с краденной на складе тушенкой жарит.)

     - Мой верный Элефант уже бьет копытом - молвил бродяга Эл, дочистив свою изрубленную под Дамаском кирасу, да и сам я неделю после сарацинского плена мечом не махал. Поеду к старухе Ригонде, добрый эль у нее поспел. (Это обозначало, что Олег быстренько сбегает на соседний с позицией хутор к бабке за самогонкой, тем более после семи суток на гауптвахте это будет кстати.)- За замком приглядит мой оруженосец, и в случае тревоги зажжет огонь на Сторожевой башне. Встретимся у тевтонских шатров. Будь осторожен в лесу, а то долго нам не услышать ангелов Авалона - ответил Джефф, опуская забрало, уже сидя на лошади. (Т.е. в случае проверки, молодой дублер на Славкином посту, даст им знать, а при залете дембель мог отодвинуться). Знающий человек понимал что "Сторожевая башня" - это от Боба Дилана, а Авалон - от "Led Zeppelin". Были в том дневнике и "Королева мая", и "Алмазная Люси", и "Ticket to Ride" - проездной билет на дембель, всех призывали объединяться "Come together", и, конечно же, ждали "Желтую подводную лодку", которая повезет их домой.

     Письма Славке, Олег писал в духе Ленноновского стёба, Славкин отец хохотал, прочитав на конверте в графе Кому: "Воробью Кирьянычу". Но он всего не знал. Это было понятно только им.

     На дембель их задержали. Славку на месяц, Олега - на два. Ушел Олег за четыре дня до Нового года, хотя батя обещал "отпущу без пяти двенадцать тридцать первого декабря". За раздолбайство.

     Надо сказать, что раздолбайство это не было опасным для обороноспособности Родины, службу они знали, были "классными" специалистами, Славка, например, перехватывал серьезный материал, никогда ничего не проспал, и ушел на дембель прямо с боевого дежурства, оставив после себя достойную смену.

     И полтора года ему писали ребята из армии, все, кто его знал, и он всем отвечал, и подбадривал всех, и после службы кое-кто присылал ему даже приглашения на свадьбу и встречались они позже со многими людьми, которые, будучи молодыми воинами, побаивались его, старослужащего, но благодаря его вниманию, стали классными специалистами и достойными "стариками".

     На юбилей, (10-летие) окончания службы, Славян приехал в гости к Олегу и они всю ночь читали свой "дембельский дневник", закусывая сбитым по дороге зайцем, случайно попавшим ночью в свет фар его машины.

* * *

     Старшиной доблестной шестой роты был прапорщик Маркод Ян Альбертович. Огромный латышский мужчина килограммов 200 весу и метров двух росту. Страдал хроническим недоеданием. Приходил рано утром, завтракал с солдатами, затем убегал домой ("что-то я сегодня плохо поел"), обед и ужин делил с солдатами тоже. Посылки солдатские шмонал, и настойчиво просил угостить домашним сыром. "Вот, суки лагерные, компот весь выпили"- опять пропустил что-то вкусное.

     Он хронически не любил молодых воинов и побаивался старослужащих. Был вороватым, всегда у него простыни в недостаче были: собаки его спали на солдатских простынях. Был он председателем городского клуба собаководов и размножал своих породистых сук. Жена его служила в женской тюрьме, а дочка "ни черта не рубила в математике". Имел он потомственную кличку "Камбала", из-за своего вертикального косоглазия.

     Солдат он звал "суки лагерные", произносил это с твердым латышским акцентом. Молодыми они натерпелись от него. Вздрючивал он их по-черному. "Сон-тренаж до обеда, и заправка постельных принадлежностей" - часа два подъем-отбой на время. "Что-то мне на вас сержанты жалуются, плохо поднимаемся, будем тренироваться". Ставил молодого сержанта с секундомером, а сам уходил опять жрать.

     На другой день - "Ан гренду" - "На полы", по-литовски, (опять специально коверкая слова). На следующий день - пирамиду с оружием чистить, чтобы без дела не сидели. Отдыха после смены молодым никакого. "Сегодня будем Дырпт", то есть работать.

     Косил под дурачка и шланга. - "Вы все в институтах учились, а я дурак, у меня семь классов образования" - приговаривал во время очередного "заплыва". Хотя было время, говорят, учился в ВПШ (высшая партийная школа), имел чин в той же тюрьме, где служила его жена, но был разжалован, и выгнан, наверное, за крысятничество.

     Меру жизненного успеха оценивал количеством съеденной краковской колбасы. "Да когда я в тюрьме служил, я столько копченой колбасы съел, что вам, суки лагерные за всю жизнь не осилить". И это была сущая правда.

     Жрал он не только колбасу, но и бачок сушеной картошки мог за пять минут укатать. (Кто знает, тот поймет). И никакой отрыжки. Когда они стариками стали, редко заглядывал в их угол. Иногда просил пройтись по знакомым каптерам и выпросить пару простыней (свои уже украдены), просил Славку после дембеля выслать ему парадку. (Интересно, кому ее можно было загнать?) Как только увольнялась в запас очередная партия солдат, и в роте менялась власть, "Камбалу" начинали поддрачивать очередные "старики". Вспоминались старые обиды, и Ян Альбертыч поджимал хвост. И всю свою злобу опять вымещал на "молодых". Для него это был замкнутый круг.

     Службу на боевое дежурство или на "смену" возили на позицию каждый день. Через центр города, мимо штаба. Для солдат это был праздник, можно было глотнуть гражданского воздуха и пообщаться с гражданскими людьми.

     Общение это носило несколько странный характер. Гражданского следовало "обосрать". Или, выражаясь нормальным языком, не обидно обхамить. Так уж повелось в части, это была традиция, и как не билось командование за ее искоренение, все попытки были напрасны.

     Этакий "Клуб Веселых и Находчивых" на колесах, где "старики" соревновались в остроумии, а молодежь набиралась опыта. Мат и прочая "феня" напрочь исключались, и высшим пилотажем считался вопрос к беременной женщине, где же она нагуляла свой живот. Самые удачные реплики входили в золотой фонд шестой роты, и жили потом долго, как анекдоты от Жванецкого.

     Все действие проходило по всем правилам радиоразведки, где сначала надо было обнаружить объект, то есть "запеленговать", а затем уже выбить противника из колеи. Времени, как на войне, было мало. "Пеленгом" занимались молодые, сидящие впереди, и сообщали что-нибудь вроде: "Слева два алкаша", или "справа пацан с гитарой". Остальное делали старики, они сидели у заднего борта, и ставили точку. У алкашей просили рубль до получки, а с пацаном вежливо здоровались: "Добрый день, мистер Леннон, когда к нам?". Если народу на улице было мало, то хором исполнялась латышская народная песенка "Куда идешь мой петушок?"

     Попал как-то под раздачу и Камбала.Смену на позицию всегда везли три машины, замыкающая шестая рота, и вот звучит голос: "по правому борту Маркод с двумя собаками". Все давно готовы.

     Из первой машины весело кричат: "Добрый вечер, товарищ прапорщик!" - Маркод вежливо кивает, из второй несется: "Здравствуйте, Ян Альбертыч" - он уже растаял, а вот и они, его родные, "суки лагерные", он даже поводок собачий бросил, и готов всех обнять, но раздается рык в три глотки: "Камбала!!!". От хохота чуть не спустило левое колесо. Досталось молодым утром. Чуть позже ему дали кличку "Папа Фрэнк", чтобы он чуть-чуть почувствовал себя Аль Капоне. Говорят, ему нравилось.

     Был в роте еще один прапорщик по фамилии Дундуков. Это как раз еще один редкий случай, когда фамилия полностью соответствует человеку. Он с солдатами в самоволку ходил. Через забор лазал. Так ему было интересней, адреналина больше. А ведь мог запросто и через КПП выйти. Но он никогда никого не закладывал.

     Вообще стучат в армии по-черному. Не каждый человек может выстоять, не согнувшись перед трудностями. И вот бегут маменькины сынки стучать на своих друзей, и получают за это кто теплое место сан. инструктора, кто писаря, кто лычку одинокую. И живут после этого поспокойнее, не понимая пока что на всю жизнь это теперь у них.

     Вспомните, господа стукачи, свою службу, кого и когда вы заложили. И пусть об этом никто кроме Кума вашего не знает, но вы-то это помните, и не забудете никогда. А в этом-то все и дело.

     Не бойтесь мыши серые, никто на вас зла не держит, просто все вас презирали, даже Кум ваш, хотя и понимал, что без вас ему не обойтись. Стукачи - это обязательный контингент, неотъемлемая часть жизни общества, они были до Иуды, были после, они будут всегда. Такова жизнь. Почему Иуда предал Христа? Из-за денег? Смешно. Из зависти. Не каждый устоит перед выбором: или пахать еще год или попасть в теплое место, где основная обязанность - ходить на кухню и снимать пробу. Не держу я на тебя зла, мальчик Миша, ты слабым оказался. Все еще дрочишь под одеялом? А другим подсыпаешь бром в кисель, чтобы поллюций ночных не было. Такие везде умеют устраиваться, такие и на войне выжили, и везли чемоданами трофейное барахло, и друзья их, писаря, награды им вписывали в личные дела, за кровь не ими пролитую, и если имели они ранения, то только от случайного, шального осколка, прилетевшего к полевой кухне, где они всегда ошивались.

* * *

     Заходящее солнце зацепилось косым лучом за верхушку колокольни, еще каких-нибудь полчаса, и оно уйдет за горизонт, утонет в море у шведского берега.

     Начало лета. В Лиепае цветут липы. И этот запах сводит тебя с ума. Запах цветущей липы, замешанный на теплом морском бризе - это то, что вас всегда толкает в "самоволку".

     Каждый год здесь проводится полулегальный рок-фестиваль под названием "Лиепайский янтарь".

     Это прибалтийский "Вудсток", и комсомол к этому имеет косвенное отношение. Собирается хипня со всего янтарного побережья - Питер, Латвия, Эстония, Литва, Калининград. Кое-кто (Валера Ярушин и "Ариэль"), прибыл из Свердловска. Гвоздь программы - эстонская группа "Андромеда". Фронтмен вышел в шортах и с нарисованными звездами на щеках, а солистка поет как Дженис Джоплин. Публика балдеет от портвейна и какого-то дымка, запущенного в пустую бутылку из-под шампанского. Бутылка ходит по кругу, и ты догадываешься что это "Грасс".

     Знакомые, еще с "гражданки" рижские хиппари пригласили вас сегодня в гости. Они живут на пляже. Гостиница для хиппи - это лишние расходы, и буржуазный пережиток. И всё племя спит на песке в спальных мешках. Их много, этих оборванцев, и менты относятся к ним лояльно. Нет ментов на ночном пляже.

     На берегу горит костер, и доносится музыка. Кто-то играет блюз. Звук губной гармоники плывет над пляжем, перекликаясь с шёпотом волн. Какой-то худенький паренек, своей прической "afro-hairdo", похожий на одуванчик, берет гитару и начинает петь.

     "All you need is love" - это то, что всем нужно. Это то - ради чего они все собрались в этом месте. И ты прихлёбываешь прямо из бутылки дешевого портвейна, и начинаешь подпевать.

     Запах цветущей липы наплывает на берег сладкими волнами, и ты сбрасываешь с себя сапоги и ХБ, и бежишь к морю, с размаху заскакиваешь в воду и плывешь от берега, в темноту, по лунной дороге отмечая свой путь. Тебе на всё наплевать, ты опять попал к своим, и песня на берегу лишь придает тебе уверенности.

     Ты один в этом мире, наедине с этой музыкой, морем и звездами. И пусть служить тебе осталось всего каких-то полгода, и ты, конечно, сознаешь, что утром опять окажешься в этой "Стране Дураков", но этот миг счастья и единения ты будешь помнить всю жизнь. Ты это не забудешь никогда! Ты будешь вспоминать эти мгновения, и они всегда будут греть твою мятежную душу. "Make Love Not War"! Эта ночь навсегда осталась в твоем сердце.

     И наплевать тебе на то, что вас уже наверняка кто-то заложил, и наверняка вас уже ищут, и опять батя влепит вам завтра по пятнадцать суток, как всегда "для начала". За час, проведенный на этом пляже, можно отдать десять лет жизни.

* * *

     Много всякого чудного народа пришлось встретить Славке в армии. Был один сержант Ваня. По профессии - лесовод. В отпуск к себе в Белоруссию собирался как на парад Победы. Собрал со всей роты значки: ВСК - всех трех степеней, разряды - тоже, даже значки классности, в виде щита с циферкой, приколол на китель все три. Гарцевал, наверное, по своему селу как летчик Кожедуб. Но его можно было понять: откуда там могли знать такие тонкости, он и сам-то в армию попал, скорее случайно. И если бы не вышел на опушку леса за спичками, наверное, до сих пор бы по болотам шастал.

     Был некто Кульбис, под дурака косил, но видно неумело, и потому целый год драил туалеты зубной щеткой все якобы радиации боялся, которой в этой части в принципе быть не могло. И добился ведь своего, попал на свинарник, свежанинку кушал регулярно.

     Был один ходак, который постоянно плакал: в строю, в наряде, на турнике. Слезы лились как из царевны-Несмеяны. Здоровый лось, плакал неделю. Потом по-тихому куда-то пропал, его комиссовали. Прапорщик, который его доставил домой, рассказывал, что все у него в порядке: теперь он хохочет над всеми. Настоящий артист, как смог перевоплотиться! Что тут скажешь? Молодец. Здорово откосил. А главное оригинально, без банального членовредительства, попробуй, разберись, что у него в голове. Списали его под чистую, и поставили диагноз: паранойя, или что-то в этом роде.

     Были люди женатые. Этих было немного жалко: терзали их всегда сомнения по поводу верности их половин, но в большинстве случаев они оказывались беспочвенными, и все же неспокойно женатому в армии, дело ведь молодое.

     Очень много было отчисленных студентов, вроде Славки, и история у всех была одинаковая: или академическая задолженность, или залёт какой-нибудь.

     Служил с ними радиомастер Володя, по кличке "Штейн", бывший студент московского физтеха, жил в основном на позиции, вид имел улетный по тем временам: в армии, даже волосы умудрялся отращивать на уровне Ринго Старра образца 1963 года. Ходил в темных очках-каплях, здорово разбирался в радиотехнике, и постоянно паял какие-то приставки к гитаре, на которой неплохо играл.

     Собрав очередной какой-нибудь флэнджер собственной конструкции, выдергивал Славяна к себе в радиомастерскую, где они болтали с ним о музыке, обсуждали новинки, присланные с гражданки, или записанные с эфира, или лабали вдвоем что-нибудь из Карлоса Сантаны.

     Позже, в этой же мастерской, Славка с Олегом записали свой первый альбом, который назывался "Двадцать шагов к року, или два года в "Стране дураков".

     Конечно, это была самодеятельность, конечно, все это звучало слабо, с претензией на Пинк Флойд и Элиса Купера, но представьте, что все это делалось в подполье, на боевом дежурстве, а не в клубе, это было запрещено, и не дай бы Бог, заложили. За это по головке не погладили бы.

     Писалось это все на два армейских магнитофона, у которых было по две головки, и они сделали ревербератор, что-то пели по-английски, воду из чайника в таз лили, эмитировали звучание синтезатора "Moog" при помощи частотного модулятора на приемнике. Запись где-то у Олега должна быть. Он и оформлением альбома занимался.

     На коробке с кассетой был нарисован плачущий по свободе хиппарь, гробы и монстры, еще какая-то чертовщина в духе "Uriah Heep". Все довольно оригинально и красиво. Талант был у Олега. Он говорил: "Муза пришла". Муза к нему приходила часто. Однажды Славка присутствовал на одном таком священнодействии.

     Чистый лист плотного ватмана мазался губкой обмакнутой в разноцветную гуашь - все цвета радуги, вихрь цвета, затем лист быстро сушился над калорифером, а после натирался парафином из расплавленной свечи. После вся эта красота покрывалась черной тушью. "Paint it Black", называлось, как у Джэггера. Олег брал обыкновенную, очень тонкую иглу и делал гравюру: частички высохшей туши четко скалывались, благодаря парафину, очень ровно.

     На черном фоне появлялись разноцветные линии. И вот выплывало лицо в слезах. Все это происходило под третий альбом "Led Zeppelin", и картина тоже называлась "Since I've been loving you". Она была покрыта лаком и светилась как икона. Неизвестно, сам ли он это придумал, или подобные технологии уже известны давно, но Славку это сразило наповал. Вот это рок-н-ролл! Какой-то цветной негатив получился. Это был настоящий андеграунд.

     Живет Олег под Калининградом, работает учителем в интернате расположенном в бывшем имении фельдмаршала Паулюса. Славка с ним часто общается по телефону в последнее время. А на правой руке у него с тех пор осталась татуировка со словом "Shame", которую Олег по Славкиной глупости сделал ему на гауптвахте.

* * *

     Был в части еще один интересный человек. Прапорщик Серега Сотников. Все звали его "фанатик" - человек с высшим образованием, у него была семья, жили они в Риге, а он служил здесь. Жил в основном на позиции, хотя и в городе угол имел, очень увлечен был работой, и был рок-н-ролльщиком первой волны. От него Славка узнал много нового о Чаке Бэрри, Мадди Уотерсе, Джо Ли Хукере, благодаря ему он по-настоящему въехал в блюз.

     Не признавал Серега тяжелый рок, положительно отзывался только о Хендриксе. Он помог понять Славке все истоки этой музыки. Был он очень категоричен в суждениях, слегка картавил, и очень не любил педерастов. Все мужики в мире для него делились на мужчин и педерастов. Первых, правда, было намного больше.

* * *

     И вот каким-то чутьем, Славка понял, что завтра его отпустят на дембель. Был какой-то туманный намек. Ему многое предстояло сделать. Была такая негласная традиция здесь: старослужащий, увольняющийся в запас, должен был обязательно помыть пол. Если это было в части, то это был либо умывальник, либо лестница. Если на позиции - зал приемного центра. Не ими это было заведено, не им было это и отменять.

     Пол был покрыт светло-зеленым линолеумом, весь в полосах от начищенных сапог. Пол мыли молодые каждую смену, через 6 часов. Сколько Славка его мыл по поводу и без повода, не счесть. Но этот последний раз был самым главным, эта работа, которую он выполнял сам, по своей инициативе, была самая дорогая, самая радостная, и душа его пела. Все смотрели с уважением и с радостью, что и у них когда-нибудь наступит такой же момент.

     Пол мылся как всегда, с обильной мыльной пеной, все полоски оттирались, а это, надо сказать, занятие не из легких, но у него ведь был такой богатый опыт с первого года службы, и душа парила рядом, и было легко и чуть-чуть грустно. Два года, как-никак и каких! Но вот все вымыто, аппаратура блестит, на посту ни одной пылинки, все аккуратно сложено. И ровно в полночь звучит гимн. Это молодежь его поздравляет.

     Удивительно, но все это тоже проходило неформально. Неуставные отношения сейчас говорят. Да если бы сейчас такие неуставные отношения в армии были, разве бегали бы солдаты, прихватив с собой автомат с боекомплектом, да еще на втором году службы. Рыба гниет с головы, господа офицеры. Это я вам говорю. Рядовой Советской армии, специалист первого класса войск ОСНАЗ.

     А в остальном, Славяну все было до лампочки. И форма парадная, которую он совсем не перешивал, и ничем не украшал. И шинель, которую он назло Камбале обрезал на ладонь выше колена, и усы, которые его заставил сбрить замполит с погонялом "Левый". Он знал, что через два часа он уже будет в местном аэропорту (полчаса лету до Риги), а еще через полчаса его будут встречать старые друзья в Гэ-Вэ-Эфовской общаге. Все так и было, как он себе представлял. Был пир горой!

     Прощай Город Под Липами, который за два года Славка так толком и не разглядел, привезли их туда затемно, затемно и отпустили. Четко вспоминается только казарма из красного прибалтийского кирпича, где при царе стоял драгунский полк, а в войну - дивизия СС.

     А сейчас в военно-морской базе Лиепая стоит латвийский флот, состоящий из четырех катеров, и капитаном на одном из них - баба. И латвийская армия насчитывает чуть больше батальона солдат, и сами латыши называют их ряженными. Не серьезно как-то это и смешно. Такие вот дела сейчас в этом балтийском Севастополе. А вообще-то все нормально; люди хотят жить по своему, как могут.

* * *

     Демобилизация. Сколько времени ты ждал этого? Два года? Нет. Полжизни? Почти. Сколько ночных часов в карауле, в наряде, на боевом дежурстве ты провел под тенью этих желанных для тебя букв "ДМБ"? Сотни? Больше. И теперь, когда всё позади, тебя опять мурыжат целые сутки. Документы застряли в штабе, по вине какого-то прыщавого писаря. Этот хмырь не нюхал пороха, он не стоял зимой в карауле, когда пронизывающий до костей мокрый ветер с Балтики забирался тебе под тулуп, и выворачивал наизнанку душу. Его не было на "смене шесть через шесть", он слушал "Радио Люксембург" в обеденный перерыв у себя в штабной каптерке поймав его на новенький ВЭФ, который вместе с домашними пирожками с капустой, втихаря привезла ему мама. Он всегда убегал в уголок, когда начиналась драка, а вы, расквасив себе носы, и помирившись, догадывались что он далеко пойдет.

     Он был примерным мальчиком и активным комсомольцем, но в школе его почему-то не любили, и часто ставили "пиявки", а волосатая братва из подворотни часто лупила его просто так. Он учился выживать, и начал "постукивать" на тех, кого боялся, и кому завидовал. И отслужив положенный срок, такие тихо сваливали на гражданку, в первой партии, вместе с остальной полковой челядью.

     Был солдатик, и нет его. А где он? Да дома уже. А почему? Да потому, что не высовывался и не залупался. Боец невидимого фронта. И тебе даже жаль таких становится. Ведь праздника никакого нет. Всё скучно и банально, как казённое пресс-папье.

     Зато у тебя праздник настоящий. И никто его испортить уже не сможет. Усы сбрить? Да ради Бога. Через неделю вырастут. Шинельку погладить? Непременно. Мы её ещё и обрежем выше колен, назло козлу лупатому Камбале. "Ах, суки лагерные, что вы делаете!". Привет Вам, Ян Альбертыч от Мэри Квант! Поздно, господа, поздно. Документы у нас в кармане. И ты с удовольствием съездил бы по рылу замполиту похожему на педераста, и еще кое-кому. Но все куда-то попрятались.

     Ты прощаешься с друзьями, и жмёшь руку "молодым". Ты знаешь, что больше вы не увидитесь, и под сердцем что-то ёкнуло. Не поминайте лихом, братцы, придет и ваш срок. Не сомневайтесь.

     И вы выходите за КПП, и идете прочь от тех ворот, за которыми остался кусочек вашего сердца, и сапоги стучат по булыжной мостовой чужого города, отдаваясь эхом в узких, тёмных улочках.И лишь победитовые подковы высекают искры из камней, которые помнят Петра Великого.

     Дембель - это свобода, дембель - это радость, дембель - это "огнетушитель" с портвейном, выпитый на двоих прямо в такси по дороге в аэропорт. Это то, чего ты так долго ждал. И начинающаяся слякотная прибалтийская зима кажется тебе прекрасной и неповторимой. И вот водитель остановился у обочины, и подает вам шоферской засаленный стакан. Он улыбается вам, этот простой латышский парень, и, вспоминая свой далёкий ноябрь, он поздравляет вас, и выключает счётчик. А ожидание праздника уже охватило тебя, и ты чувствуешь, что у тебя растут крылья. Ты отдал всё, что мог, тебе не стыдно за эти годы, ты никому ничего не должен, и тебя не в чем упрекнуть.

     Аэропорт. Подхватив свой портфельчик с нехитрым солдатским скарбом, ты летишь к стойке, где уже началась регистрация на Ригу.Тебя бьёт мелкая весёлая дрожь, и ты уходишь на посадку. Такого больше не будет в твоей жизни. Такого не будет и через месяц, когда ты, порядочно пообтеревшись на "гражданке", вновь оденешь свою кастрированную шинельку, и полетишь домой. Этот миг - исключение из правил, ты его представлял именно так, и это случилось. Именно так, как ты хотел. И даже место в самолёте под номером 3Б показалось тебе знакомым.

     Двигатели взревели на взлёте, и огни города под черепичными крышами ушли в ночную тьму. Ты пытаешься уснуть, и у тебя это получается сразу. Привычка, выработанная на "смене". И ты погружаешься в чуткий солдатский сон.

     Полчаса лёту, и толчок под полом при выходе шасси, заставляет тебя очнуться. Всё. Ты почти на месте. Обгоняя попутчиков, ты летишь на такси на улицу Ломоносова. А вот и твоя общага, и окно в комнате на втором этаже манит тебя как далёкая звезда, и за этим окном живут твои старые друзья.

     Тук-тук. "Здравствуйте, господа студенты, вам привет от Бормана!" И побежали гонцы на улицу Киевскую, где по ночам барыги торгуют водкой, и экспроприировали у соседей сковородку с жареной картошкой, и Витёк уже открыл бутылку холодного "Сэнчу", которое тебе снилось по ночам.

     Водка разливается по гранёным стаканам, и все берут стаканы "крабом", прикрыв ладонью верх. "За встречу!" - "Бум-бум-бум", как камнями в пещере, вы чокаетесь и выпиваете до дна. И этот глухой звук засурдиненных стаканов заставляет тебя наконец поверить, что ты опять у своих.

     Тебе хорошо в этой полутёмной комнате среди друзей, где бледный абажурчик настольной лампы в углу излучает домашнее тепло. Каких-то два часа назад ты был в казарме, и видел тупые рожи своего начальства, а теперь - всё позади, и рядом с тобой твои старые друзья.

     И ты пьешь вместе с ними прямо из горлышка светлое, крепкое и терпкое пиво "Алдара", и запах свежей копчёной салаки и жареной кровяной колбасы опять окунул тебя в эту развесёлую студенческую жизнь. И ты боишься расплескать это внезапно обрушившееся на тебя счастье, которое до краев наполнило твоё сердце. Его так много, что хватит на всех. И оно ждало твоего возвращения. Пряталось два года вон в том темном углу. И одному тебе это трудно выдержать, и ты даришь его по кусочкам своим друзьям.

     И под утро, устав от этой нечаянно свалившейся на тебя радости, ты проваливаешься в глубокий спокойный сон, где больше не будет предрассветного стука сапог, лязга железных дверей ружпарка, и бряцанья ключей полусонного дежурного по роте.

     А на следующий день, ты, свежий и выбритый пройдешь по общаге, и по закону студенческого братства подберешь себе гражданскую одежду, и зависнешь на три дня у своих армейских друзей которые ушли на дембель раньше тебя.

     И вы, всей хмельной кампанией, будете шляться по ночным ресторанам и пивбарам, вы будете выплёскивать свою радость на удивлённых и озадаченных прохожих, зябко кутающихся в мохеровые шарфы на мокром и холодном балтийском ветру. И добрый увалень Айвар, купив по дешёвке оптом ведро гвоздик у сизого азербайджанца, будет их дарить идущим навстречу длинноногим латышским девчонкам.

     Вы едете пить пиво "на моря", вы сидите за чашкой душистого кофе в кафе "Пилс", вы не так пьяны от "кровавой Мэри" из бара "Под Дубом", как от свалившейся на вас свободы, к которой вам надо ещё привыкнуть. Вам некуда пока спешить, весь мир теперь у ваших ног, и вы поняли, что эти два года прожиты не зря. За это время вам досталось то, что не вынесешь с черного хода центрального универмага, и не приобретешь за валютные "боны" в магазине "Берёзка". Но это такой дефицит! И называется это - мужская дружба. Она проверена временем и обстоятельствами, она зарождалась в походах и утомительных марш-бросках, когда вы тащили какого-нибудь задыхающегося толстяка на своих ремнях. Она грела твою душу в ночных караулах и на гауптвахте, когда друзья посылали тебе лишнюю котлету. Она делилась на всех вместе с домашней посылкой и бутылкой портвейна, принесенного из "самоволки", и она осталась с вами навсегда.

     На Рижском взморье сыро и пасмурно. Ноябрьское неспокойное море выкатывает свинцовые волны на прибрежный песок. Но внезапно вышедшее из-за рваных колючих облаков осеннее бледное солнце, вдруг осветило улыбки на лицах твоих друзей, с которыми судьба свела тебя два года назад в уютном и тихом городке с игрушечными трамвайчиками и тёплым именем Лиепая.

* * *

     Погулял Славян в Риге месяц. (Пока обойдешь всех старых друзей, со всеми встретишься), прибарахлился. В военкомате, куда он явился на отметку, его очень дружелюбно встретил один капитан и предложил прописку и содействие в устройстве на работу. Но его ждали дома, и он от этого отказался.

     Надо сказать, что оставшиеся участники группы "Данко" ему постоянно писали в армию, у них был хороший "гешефт" этим летом в парке, и они здорово втарились аппаратурой и инструментами. Место Славкино было свободно. Прибыл он домой 24 декабря, здесь уже вовсю стояла зима, а он прилетел в фуражечке, и чуть не обморозил себе уши. После встречи с родителями, Славка, одев гражданку (теперь уже навсегда) отправился к своим.

     И была ночь воспоминаний, и был джем на новой базе в ГПТУ - 17, где Серега работал руководителем ВИА, и хранился весь аппарат и все инструменты.

     Аппарат был сделан под "Roland", стояли какие-то мощные динамики, чуть позже купили австрийские микрофоны, и звучало все отлично. Надо заметить, что Серега очень продвинулся за это время по части радиоэлектроники и установки нового звучания. Ему помогал в этом местный самородок Петя Щеглов, они делали усилители, микшеры, ревербераторы и все это успешно толкали музыкантам. Один аппарат, говорят, до сих пор работает в каком-то колхозе. Так что это было не фуфло.

     По части настройки аппаратуры Серега был ас, и сколько операторов с ними позже не работало, лучше его в этом никто не разбирался. Он научился добиваться такого звучания, когда прослушивались все частоты, особенно средние, а это, надо сказать, дело не простое, не каждому это дано, мало кто умеет это и теперь делать. Только он мог найти ту золотую середину, когда ты и себя отлично слышал, и народ не глушился децибелами.

     Раньше была такая поговорка: "Громче можем, тише - нет", сейчас она стала не так актуальна. На любой халтуре он ставил рэк с усилителями рядом со своими барабанами, окидывал взглядом зал, прикидывал его заполнение, что-то подкручивал: где убрать, где добавить, цокал языком в микрофоны, и все было готово. Операторы сидели просто для понта, как нынешние клавишники в кабаках, за которых играет дешевая Пэ-Эс-Эрка. Давно я не встречал таких людей.

     Опять, как и год назад, оставалось три дня до новогоднего недельного сэйшена, и опять они галопом сделали новую программу. И опять предстояла "халтура" в Драмтеатре. И опять, как и год назад, все катило как надо. Но теперь, когда позади была служба, Славян был по настоящему свободен, и это только добавляло куража и драйва.

     Многое изменилось в городе. И новый троллейбусный маршрут, и новый микрорайон под названием "Черемушки", и девчонки какие-то новые, и сразу появившиеся новые друзья, везде встречали его с улыбкой и радостью. И никуда не хотелось больше уезжать. Он был дома, все его старые друзья были опять с ним, и все были веселы и счастливы. Каждый за это время набрался опыта, никто не сидел на месте, и уровень звучания поднялся заметно.

     Опять наступала неделя радостного безумия, и веселого, беспечного и доброго хиппового хулиганства. Всем им казалось тогда, что они вновь обрели крылья, и ощущение полета еще долго не отпускало никого на землю. И долго ещё в воздухе стоял запах того Нового года.

     Пробки от шампанского летят в потолок, серпантин и конфетти из хлопушек, бенгальский огонь. "Вы уже устали, мадам? ""...Angie, beautiful...yeah...but ain`t it time we said good-bye? " На новогодней ёлке разноцветная гирлянда, и весёлый Дед Мороз, без грима похожий на подвыпившего попа, потерял свою Снегурочку. "Ребята, выручайте, давайте что-нибудь заводное!"

"...Sometimes I`m up, sometimes I`m down
     Sometimes I`m fallin` on the ground
     How do you hide, how do you hide your love?..."

     По коридору два "чертенка" несут ведро с винегретом, за ними "Баба Яга" с кухонным тазом. Салат "Оливье". Богема начнет гулять чуть позже, после спектакля. А пока - небольшая разминка.

     "Выпей с нами Дед Мороз!" Чувак поднимает ватную бороду и принимает "сто пятьдесят". Крепкий мужик, ему еще три ночи так работать. Закаленные люди артисты Драматического театра.

     В соседней гримерке шуршат ведьмы с лешими. "Ребята, запивашки нет?" - "Томатный сок".- "Отлично".

     Последний тур перед Новым годом. Заканчиваем без двадцати двенадцать. "По коням, орлы!" - "Все к столу!". И короткий тост за старый год, который опять собрал всех вместе. Двенадцать часов. "Ура!" Шампанским облили твой блейзер от Володи Шагиева из "Ригас Модес". "На счастье, Славян!"

     Нет на свете ничего лучше Рождества и Нового года. Маскарад и веселое лицедейство, смех и шутки. Беззаботная радость и нечаянная доброта какого-нибудь забитого бытом работяги. Все это бывает только на Новый год. На Новый год случаются чудеса. В Новогоднюю ночь все становятся детьми. В эту ночь не должно быть слёз, и хочется, чтобы эта ночь никогда не кончалась.

     "Петухи кричат, проснулись, чуваки идут, согнулись" - это усталые, веселые, и слегка пьяные бродяги из бывшей группы "Данко" расходятся под утро по домам, чтобы вечером, опять завертеть всё снова.

     Новый год, еще два месяца отдыха, эйфория от вновь обретенной свободы, старые закадычные друзья, новые, интересные люди, общение, молодость и рок-н-ролл, что еще нужно для счастья? Ничего. Всё есть.

* * *

     На бескрайних просторах России, к востоку от Уральского хребта, лежит огромная страна под названием Сибирь. Это древняя колыбель многих народов и цивилизаций. Арии, скифы, гунны, пришли в Европу откуда-то с Востока. Здесь находился географический центр доколумбова мира. Эти бескрайние степи видели всадников Чингиз-хана, отсюда в Европу хлынули орды хана Бату, разорили Русь, и дошли до Адриатики. И в шестнадцатом веке простой разбойник атаман Ермак покорил эту необъятную землю, разбив не знающие пороха татарские войска хана Кучума, и положил её к ногам русского грозного царя.

     Необъятные просторы, могучие полноводные реки, леса и горы полные загадок. Много тайн хранит эта древняя земля. И богатства, которые скрывает она в своих недрах, еще предстояло найти и взять.

     И тогда здесь появились первые русские люди, рудознатцы и купцы, беглые крепостные крестьяне-хлебопашцы, и вольные казаки. На берегах могучих сибирских рек Оби, Иртыша, Енисея, стали возводиться первые деревянные форты-остроги, первые форпосты государства Российского. От просторов и свободы захватывало дух, земли было столько, что ни у кого и в мыслях не было делить её на мелкие уделы, а в вековой тайге водилось столько пушного зверя, что цены на него в Европе поползли вниз. Это был дикий, суровый и богатый край со своими законами и правилами игры. И русские пришли сюда надолго, и в отличие от Америки, навсегда.

     Это было неизведанное, далёкое от цивилизации, холодное и опасное место. Место каторги и ссылки.

     Сюда ссылали декабристов и прочих вольнодумцев, сюда бежали раскольники-староверы в надежде найти покой и сказочную страну "Синегорье". Где-то здесь находится вход в легендарную Шамбалу, и эта суровая, загадочная страна, как и Америка, всегда привлекала искателей приключений и богатства. Она всегда влекла к себе авантюристов всех мастей, манила золотым блеском призрачного воровского счастья.

     Здесь отбывали каторгу народовольцы и социалисты, здесь в ссылке жили будущие вожди Мирового пролетариата, и этапы стонали от кандального звона, предвещающего падение царизма ржавым лязгом арестантских цепей. Сюда ехали смелые люди из обнищавших и высосанных голодом и помещиками российских губерний, здесь жили казаки, потомки разбойников Ермака Тимофеевича, строили церкви и пахали землю, здесь стыдно было быть бедным, и сибирские купцы кормили пол-Европы. Психология люмпена, здесь не совсем была понятна, и Советская власть не сразу развратила душу простых тружеников, привыкших работать от зари до зари.

     Здесь пролилось много крови, и отголоски гражданской войны долго ещё свистели шальными пулями, выпущенными ночью из обреза по окнам Совдепов. Где-то здесь, в тайге, покоится золотой запас царской России, спрятанный адмиралом Колчаком.

     Богатая и несчастная эта земля стонала от лая собак и мата конвоиров выгружавших из коровьих вагонов очередной этап "врагов народа". Она скорбела от плача голодных ребятишек семей "спецпереселенцев", вымиравших тысячами, она засыпала снежным саваном их кости на зловещих просторах бесконечных арестантских трактов. Она отражалась в благодарных слезах эвакуированных женщин, принимавшим краюху черного военного хлеба из рук многодетной сибирской матери. Она сверкала победным блеском в глазах крепеньких сибирских мужичков, своей храбростью отогнавших гитлеровские дивизии от стен Москвы, и расписавшихся на стенах поверженного Рейхстага. Она добра и великодушна, эта наша земля, что зовется Сибирью.

     Сколько народов перемешалось в этом котле, уже нет смысла докапываться, и делить сибиряков на какую-нибудь национальность, тоже смысла нет. Это потомки скифов и декабристов, это дети бывших каторжан и их охранников, это внуки Ермака и Кучума, пополам с русской удалью, украинской добротой, и татарской хитростью. Капните глубже, и вы почувствуете грузинское гостеприимство, и армянскую грусть, рассудительность прибалтов, немецкую аккуратность, и белорусское упрямство. В водителе такси, вы внезапно заметите дворянскую независимость, и благородство тонко очерченного профиля польского шляхтича. Это дети той огромной, уже исчезнувшей с карты мира страны, что когда-то звалась Российской империей, а потом - Советский Союз, и здесь, самые красивые девчонки. Это правда.

     Всё уйдет, земля эта видела многое, но память останется. И пусть она будет светлой, как эти белые, лёгкие облака, которые и через миллион лет будут так же спокойно плыть над этой удивительной и прекрасной землёй. Богатства этого огромного края по площади равного двум заграничным Европам, несметны. Нефть, уголь, газ, лес, хлеб, электроэнергия, золото, алмазы. В недрах - вся таблица Менделеева. И то, что сейчас добывается - мизер. Эта страна ещё скажет своё "Фэ" миру, ведь помимо всех этих сокровищ, там еще живут терпеливые люди. И разговаривают они на одном языке.

     И терпеливая и радушная земля эта переживет всё, как пережила она и мамонтов, и орды Атиллы, и конницу Чингиз-хана, и чешские батальоны, и армии Колчака, и красных, и белых, и большевиков, и будущих демократов, и зэковские этапы, и магаданский конвой. Переживёт, так же, как пережила она Великое переселение народов, и коллективизацию, грандиозные социалистические стройки и новый, послевоенный исход, что называли Целиной. И канут в лету горкомы партии, и пятилетние планы, духовые оркестры, и красные знамёна, а по этой древней земле, мимо скифских курганов будут идти свободные и гордые люди, уважающие себя, и свою страну, и, не смотря ни на что, будут жить на ней потомки тех романтиков и разбойников, первопроходцев и золотоискателей, воинов и хлебопашцев, что пришли сюда полтысячи лет назад, из той страны, что называлась Русь. Они принесли с собой православную веру и языческие обычаи, седые былины и предания, сказки и песни, многовековую культуру, которая постоянно впитывала в себя всё лучшее, что появлялось на этой новой их Родине.

     И появившийся новый этнос стал представлять из себя некую гремучую смесь народов, сплав различных культур, обычаев, верований, норм поведения, и общения. И здесь как нигде наблюдается та лёгкость восприятия всего нового, и до сих пор живо то, что было лучшим во времена Союза, и называется это, простите за банальность, интернационализм. А делить в Сибири народ на "хохлов" и "москалей", это, извините, - резать по живому. Здесь никогда не было антисемитизма, как, впрочем, не могло быть и сионизма, здесь очень развито то чувство, что называется Состраданием, здесь как нигде, остро воспринималось падение и крах Советской империи, и только на этих просторах можно ощутить былое величие той страны, которая называлась Советский Союз.

     Справедливость - это тот закон, что веками царил в этом краю ковыльных степей и синих гор, это то, что впитывалось этой землей веками. Справедливость - это то, что в крови, и что заставляет снять с себя последнюю рубаху, если ты обещал. Здесь не прощают обмана, господа, но здесь и зла не держат. И чтобы понять душу этих людей, надо познать этот простор, где триста километров - лёгкая прогулка. Надо подышать этим воздухом, в котором свобода тысячелетий. Надо прикоснуться к тем древним скалам, где миллион лет назад неизвестный художник оставил послание своим далёким потомкам. И так же любовался багряным закатом, сидя на крутом обрыве стремительной и полноводной реки. А ещё, чтобы понять душу этих людей, надо побывать с ними в настоящей русской бане.

|  Начало  |  1  |  2  |  3  |  4  |  5  |  6 страница  |  7  |  8  |  9  |  Конец  |