|  Начало  |  1  |  2  |  3  |  4  |  5  |  6  |  7 страница  |  8  |  9  |  Конец  | 

* * *

     Русская баня - это особое состояние души. Это не помывочная, и не скучная финская сауна. В русской бане парятся. Парятся березовым веником. Каждый в меру своих возможностей и здоровья.

     Самое главное, как на настоящем празднике, это не столько сам праздник, как его ожидание, и с настоящей баней, так и происходит. Всегда. Здесь не должно быть перебора. Частое посещение бани - это уже не так здорово, это уже двадцать два очка, потому, что притупляется самое главное ощущение. Ощущение полёта.

     В бане должны собираться друзья, мысли должны быть чисты, все проблемы оставьте на вешалке, и никаких баб. Это будет уже не баня, а обыкновенное блядство. И, конечно, же, водка и баня - вещи не совместимые.

     Перед тем, как затопить, надо помыть и выскоблить всё помещение. А топить следует берёзовыми дровами. От них особый, ядрёный жар. Кое-кто пытается это делать углём, но нам таких немного жалко - жар хоть и хороший, но не такой живой. Самое время - когда первый пар от прокаленных камней уже прогрел деревянные стены, влажность ушла, и воздух не сырой, а тёплый, ласковый. Надо еще подкинуть дровишек, и подождать пока баня "дойдёт", и высохнет окончательно. Баня не терпит суеты. Мероприятие это серьезное и готовить его надо основательно.

     Парилка должна быть в меру просторной, чтобы дышалось легко и свободно. Особая наука как запарить веник. Веник надо запаривать в предбаннике, в тазу с горячей водой, но не в коем случае не кипятком. Это вам не чай. И похоже это на особую церемонию. Сначала веник надо окунуть в теплую воду, чтобы немного постоял, набух, постепенно добавляя воды погорячей, и лишь тогда, когда листочки размякнут, и развернутся, можно добавить кипятка. Срезанный в июле, высушенный в прохладном месте, и правильно запаренный веник долго не осыпется, и его хватит надолго.

     "Поддавать", то есть лить на раскаленную "каменку" воду, надо тоже с умом. Из того же таза, где запаривался веник. Не следует сразу кидать полный ковш, у вас ещё всё впереди, и уж, ни в коем случае не стоять напротив "лётки" - сдует и обварит, как пить дать. Поддавать надо понемногу, постепенно доводя температуру до нужной кондиции.

     И вот, всё готово, и вы забираетесь наверх, на полок, предварительно поддав на каменку полковшика кипятка. Горячая волна с шипением вырывается из лётки, и обходит всю парилку, по спирали поднимаясь вверх. Баня - это самое демократичное изобретение человечества. Баня уравнивает всех. В бане все голые как перед Господом Богом, и здесь не бывает чёрных мыслей.

     Первая испарина на теле, первые капельки пота говорят о том, что всё идёт в нужном направлении, и сначала надо хорошо прогреться. За веник браться ещё рано, надо как следует размякнуть и пропотеть, и вы подкидываете пару еще. В настоящей, правильно построенной и протопленной бане, пар совсем не виден, лишь крутой, но приятный жар. И вы сидите наверху, как стая уставших от долгого перелета птиц, постепенно прогреваясь и "провяливаясь".

     Сидеть надо до тех пор, пока пот не польется ручьём, не станет застилать глаза. Терпеть, что есть мочи. Хорошее потоотделение - признак здоровья, и в бане вам как никогда понятна поговорка что лишь "мёртвые не потеют".

     Первый пот надо смыть теплой водой, чтобы все поры тела раскрылись, и были готовы к празднику. Самый кайф - когда в ковшик с кипятком добавляется несколько капель пива или кваса - в парилке будет стоять дух свежеиспеченного хлеба. Но ни в коем случае не лейте на каменку чистое пиво - один угар как от сгоревших сухарей.

     И вот, наступает самый главный момент. На сцене появляется главный герой русской бани - берёзовый веник. Веник должен быть не очень большим, и пушистым. Лучше - когда их два, как два пистолета при стрельбе "по македонски", а еще лучше - когда один из них из ели или пихты. Тогда в парилке запахнет Новым годом.

     Распаренный веник надо немного потрясти над каменкой, подсушить. Не делайте главной ошибки - не хлещитесь сразу. Для того чтобы понять всю прелесть веника, сначала надо пройтись вдоль всего тела, слегка тряся и вибрируя им, касаясь лишь кончиками распаренных листиков размякшей кожи. Жар проникает везде, вы ведь уже знаете, что спешка здесь не уместна, и постепенно, усиливаете прикосновения листьев. Вот теперь самое время ещё "поддать", и вы кидаете в "лётку" ещё полковшика горячей воды....Вот так...

     Уши завернулись в трубочку. И это то, что надо, теперь можно хлестаться сколько душе угодно, но опять, не делайте ещё одной ошибки. Не смотрите на бывалых людей, не устраивайте соревнование. Баня это не стадион, и ваш внутренний голос сам подскажет вам, когда надо закончить.

     Вы вываливаетесь из парилки горячий и размякший. А рядом - бассейн с холодной, почти ледяной водой. Небольшая хитрость - прежде чем прыгнуть в воду - умойтесь водой из бассейна, и вперед, сразу, прямо с головой! И сразу, пулей, выскакивайте. Вы ощущаете покалывание тысячи иголочек, это кровь пытается раскрыть внезапно закрывшиеся поры вашего тела, и разница температур раскрывает у вас за спиной крылья. Чёрт возьми, это так здорово! Первый тайм вы уже выиграли.

     А на столе уже вскипел самовар, и кто-то наливает себе пива. У вас впереди ещё пара заходов, и перед ними надо немного отдохнуть. Друзья предлагают расписать короткую "пульку", и вы достаете колоду карт. Здесь не играют на деньги. Здесь отдыхают душой. И карты здесь - средство общения здоровых мужчин.

     А жар в парилке по настоящему настоялся, заматерел, и подошел главный этап - это то, что называется кульминацией. Вы надеваете шапку и рукавицы, потому, что пар будет обжигать волосы и ногти на руках, и поддаете в лётку полный ковш.

     Уххх! Горячая волна пригибает вас к полу, и вы сидите, некоторое время на корточках, но, постепенно, входя в азарт, переползаете с одной ступеньки на другую, опять забравшись наверх. И начинаете уже основательно работать вениками. Иголочки, листочки, вы хлещетесь ими, меняя положение и руки, и просите товарища внизу поддать пару еще чуть-чуть. Этот массаж будет продолжаться до тех пор, пока кто-то внутри вас, опять не скажет "хватит", и вы, уже почти без сил, опять не выползете к бассейну.

     Уххх! Студёная вода скрыла вас с головой, захватила дух, но что за чудо - какая-то неведомая пружина, опять выкинула вас пулей из холода, и опять, миллионы тоненьких иголочек отплясывают чечетку на коже. Откуда взялись силы, казалось оставленные за дверью парной, вы в толк взять не можете, и все мышцы тела налились энергией, которая сбросила вам лет десять. Пусть не на долго, но вы это ощущаете чётко.

     Здесь хороший, зверский аппетит, и только что сваренная золотистая уха исчезает со стола вместе с шашлыком мгновенно. Вот сейчас уже можно и водочки накатить, граммов сто, но кому-то это совершенно не нужно. Потому, что водка может немного испортить то воздушное состояние освободившегося от дурной энергетики духа, которая прилипла за неделю к душе и телу. Баня делает вас свободным и счастливым, придает невесомую легкость во всех движениях, и душа ваша так же парит, как и тело, когда вы, распаренный до предела, прыгаете в свежий, белый, только что выпавший снег во дворе, чтобы через минуту, опять оказаться в жаркой парилке.

     На свете есть много приятных вещей, и баня - в первой пятерке. Это точно. Это то редкое гармоничное состояние духа и тела, к которому мы все стремимся, и достигнуть его, оказывается, можно очень просто. При помощи воды, огня, и березового веника. Смыв и выбив из себя этим самым веником всю дурь и глупость окружающего мира. И всё это уйдет вместе с солёным потом и невеселыми мыслями, и вы на мгновение ощутите то состояние, которое древние называли "Нирвана".

     И с этим ощущением помолодевшего духа, вы вернетесь домой, и провалитесь в глубокий, здоровый сон младенца, что называется "без задних ног", и через неделю, вас опять потянет к той баньке, за высокими сугробами, где из трубы вьется душистый дымок, а за низкими, запотевшими оконцами опять собрались все друзья, и шумит, зазывая гостей пузатый самовар. С легким паром, дорогой товарищ.

* * *

     Ты стоишь за кулисами и готовишься к выходу. В воздухе ощущается легкое напряжение, и все твои друзья чувствуют то же самое. Зал полон, и чуть гудит, они пришли послушать вас, и ожидание этой встречи немного успокаивает всех. Кто-то наливает тебе чего-то в стакан, и ты быстро пьешь, даже не разобрав, что это, и быстро занюхиваешь рукавом. Пора, братцы, пора.

     Гаснет свет, и прожектор вырывает Серегу, уже успевшего сесть за барабаны. Он начинает отстукивать педалью такт, и настраивает биение твоего сердца на нужную частоту. Еще раз, пройдясь по всей "кухне", он усиливает эти брэки рассыпающейся медью тарелок, и тогда выбегаете вы, и посылаете в зал мощный рифф, который раскалывается на тысячу осколков. И нет уже этой легкой дрожи в ногах, которая была минуту назад, потому что ты понял, что люди сидящие в зале ждали именно этого, и вы уже с ними единое целое. И зал, своей положительной энергией уже зарядил вас на пару часов, и ритм-секция продолжает вбивать низкие частоты кому-то под ложечку.

     Свет на сцене продолжает меняться с фиолетового до пурпурного, и вы вставляете кусок из "Deep Purple". Каждый звук имеет свой цвет, и цвет "Led Zeppelin" - золотисто-лимонный, "Rolling Stones" - кроваво-красный, Джими Хендрикс - матово-черный, и лишь струны горят серебром от ультрафиолетовых ламп.

     Это музыка того хиппового бунта, который прокатился по миру в 60-х, и зацепил вас, и не отпускает до сих пор. Это культовые песни того беспокойного поколения, к которому принадлежите и вы, и вы играете и "White room", и "Voodoo Child", и "Purple Haze" и еще много чего, что уже понемногу стало забываться, и совсем уж неизвестно подрастающему поколению, начинающему балдеть от стиля "Диско".

     "Вокруг сторожевой башни" и "Удовлетворение" вот то, чего всем сегодня не хватает, так потрясите бедрами, детки, как это делал Мик Джеггер!

     Огни рампы не дают тебе увидеть глаза публики, но ты знаешь точно, что сегодня вы их зацепили, и ты знаешь, что кое-кто из молодых уже точно, не будет сегодня слушать "АББУ", а "Boney M" будет звучать из другой форточки.

     Вы - последние из могикан на умирающей планете под названием "Рок-н-ролл", и это придает вам силы. Сегодня открылось второе дыхание, и вы поете балладу о калифорнийской мечте, и приоткрываете двери в другой мир, который намного интересней и сложней чем музыка группы "Space".

     И в душах опять настроенных в унисон, появляется надежда, что не всё, может быть, еще потеряно, ведь сами вы с Виталькой родились в тот год, когда Билл Хэйли впервые исполнил "Рок вокруг часов". И эта мелодия сопровождает вас всю жизнь, и не дает вам покоя это самое словечко "рок-н-ролл", которое появилось в том же году.

     Вы - ровесники этой сумасшедшей эпохи, вы помните как всё это начиналось. Ведь ваши души перелетали во сне и мечтах через совковый "железный занавес" в далёкий город Ливерпуль, туда, в захудалый клуб под названием "Пещера", где впервые ударили по струнам четверо простых парней по имени "Битлз".

     Ваши мысли были там, в том "свингующем" Лондоне, где на Оксфорд-стрит, у клуба "Marquee", толпа поклонников чуть не затоптала Мика Джеггера, а на заборах было написано: "Клэптон - Бог". Ваши души парили рядом с Джими Хендриксом, на том первом сэйшене, когда он стал играть на гитаре зубами.

     Вы многое помните, и многое знаете, вам есть что рассказать и спеть. И вы выдаете тот простой и чарующий звук, что впервые показал миру Карлос Сантана, тем далеким августом, в том, никому до этого не известном местечке под названием Вудсток.

     Вы скорбели об ушедшей из этого мира Дженис Джоплин, вы глотали слезы на могиле Джима Морриссона, вас потрясла нелепая смерть Брайана Джонса, и великого Хендрикса. Они ушли молодыми. Они ушли, но оставили след в ваших сердцах, и, вряд ли такое повторится в ближайшие лет сто. Они сгорели за несколько лет. Они сказали все что могли и покинули этот мир.

     Вы помните как сбрендил Эрик Бёрдон из "Animals", и как до сих пор не вернулся из очередного "трипа" Сид Баррет из "Pink Floyd". Рок-н-ролл - это крепкая штука, покрепче текилы. Это опасная штука, как и езда без тормозов. И вы давно попробовали этого сладкого яда. Но это так клёво!

     И вновь барабанщик отбивает счет, и снова танцующие в проходах люди вздымают вверх руки показывая вам знак победы, и заряженный этой энергией зал долго не будет вас отпускать за кулисы. Рок-н-ролл - это не просто музыка. Это образ жизни. И это у вас навсегда.

     Ты знаешь, что скоро это всё уйдет, но продолжаешь играть блюз, и вот уже в зале загорелись зажигалки, когда ты вспоминаешь Вилли Диксона, и его "Hoochie Coochie Man". Ты вспоминаешь хулиганов из "The Who" и братьев Фогерти из "Криденс", и на одном аккорде опять бежишь с ними сквозь вьетнамские джунгли.

     Поколение "Вудсток" не оставило после себя ни художников, ни писателей, как предшествующие им "битники", но оно оставило большее - оно оставило после себя эту музыку, рожденную в дельте Миссисипи чернокожими рабами, и с легкой руки этого волосатого племени разошедшуюся по всему миру.

     И после всего этого, ты, мокрый от пота и чуть хмельной от счастья, вспоминаешь слова Роберта Планта, сказавшего как-то, что за десять минут, проведенные на сцене, он готов умереть в канаве.

* * *

     Однажды, после Нового года, появился шустрый человечек. Представился директором клуба из соседнего района. У него "горел план", и он предложил ангажемент.

     Ребята должны были в субботу и в воскресенье играть у него танцы. Визу отдела культуры он брал на себя. Условия были подходящие: гонорар за два дня, как за хорошую свадьбу, плюс его транспорт, плюс гостиница. Это вполне устраивало. Накинули еще стольник (за сельскую местность), и ударили по рукам. В контракте не были предусмотрены форс-мажорные обстоятельства, и если автобус за оркестром не приходил, (а зима в тот год была снежная), деньги капали все равно.

     Автобус приходил в пять часов вечера, час они добирались, еще час уходил на установку аппарата, и четыре часа они лабали все, что душе угодно. За грузчика брали одного телефониста-Гену, по кличке "Квадратик", по совместительству он же сторож, и бой на побегушках. В качестве гонорара Гене разрешалось поиграть на маракасах и бубне.

     Зал был хороший, народу много, из города толпа тоже была, так, что дело пошло.

     "Добрый вечер, леди и джентльмены, говорят, в сельпо завезли свежий портвейн. Кое-кто уже попробовал, а для тех, кто еще не согрелся, мы начинаем. Пипл любит "Black Sabbath"!!!".

     И начиналась свистопляска, на ушах стояли все. Директор был доволен.

     Ночь проводили в гостинице, а днем катались в лесу на лыжах. Но скоро это порядком надоело. Одни и те же лица, да еще из города халява знакомая. Иногда, правда, помогала погода, и если в субботу разыгрывалась метель, и автобус не приезжал, они балдели как в той рекламе: сидим, а денежки идут. Но зима кончилась. Директор ударился в бега, и был объявлен в розыск по линии ОБХСС. Оказалось, что это был какой-то матерый аферист союзного масштаба, но к ребятам претензий у власти не было, договор был составлен правильно.

     Вот так зарождался музыкальный менеджмент и продюсирование. Будущие акулы капиталистического шоу-бизнеса шустрили по сельским клубам. Но музыкантов, надо отдать им должное, не "кидали".

     И опять все вернулось "на круги своя", покатили свадьбы и званные вечера, всякие юбилеи, выпускные вечера, и прочие пьянки. Неделя почти полностью была расписана, особенно выходные. Зашибали неплохо. Но капиталов особых Славка не скопил, единственное, что он приобрел тогда - это японский "Стратокастер", а остальные бабки тратились на друзей.

* * *

     Местом встречи тогда было кафе "Юность". Все его звали "Прощай юность". Работали в нем тогда отличные музыканты: Серега Белов и Вова Гримин, за барабанами сидел паренек Коля.Аппаратура принадлежала Пете Щеглову, была им самим сконструирована и имела название "Русь", звучала довольно неплохо. Играли они хорошую советскую попсу: Антонова, "Цветы", и т.д. Серега даже чем-то на Антонова походил. Очень грамотные музыканты, с абсолютным слухом. Единственное, что им не хватало, это немного рок-н-ролльного куража, но это был не их стиль, они играли другую музыку, но играли здорово.

     Вова Гримин - интеллигентный молодой человек в очках, из хорошей семьи, с хорошими манерами, напиваясь, мог начудить, поэтому имел подпольную кличку "Суровый". Пьяному ему очки газетой заклеивали, а потом будили.

     Кафе не требовало особых расходов, на пятерку с носа можно было прилично посидеть. Графин пива стоил 72 копейки, и если денег не было, можно было зайти и с рублем. И публика, естественно, собиралась не богатая, но веселая. Собирался определенный круг - музыканты и спортсмены, студенты и молодые специалисты, и никакой блоти. Чужие сюда не ходили. Им сразу же били морду.

     Иногда, в перерывах, между песнями, ради хохмы, проделывался следующий фокус: влажным пальцем, с небольшим усилием надо было в течении пяти-десяти секунд совершать круговые движения по верхней кромке пустого фужера, а, затем, в определенный момент чуть ослабить давление, продолжая движение пальца. И фужер начинал "петь". Он начинал фонить как не отстроенный микрофон.

     Музыканты начинали нервничать, ничего не могли понять, и вместе с оператором бегали от колонки к колонке, передвигая эту мебель на новые места. Фон пропадал. Но как только они брались за инструменты, все повторялось снова. И опять начинались такелажные работы. Фокус этот назывался "Новоселье". Долго это не могли раскусить ресторанные лабухи, и фокус этот проделывался в каждом кабаке.

     Был у Славки один приятель Гена Капранов, учитель истории, между прочим, однажды он пришел в кафе с искусственной резиновой японской соплей, которая приклеивалась к ноздре, и выглядела очень убедительно. В арсенале у Гены была еще и вставная искусственная челюсть, которая надевалась поверх зубов и была омерзительна. Кривые желтые клыки были изъедены кариесом, и человек, примеривший ее, становился на глазах уродом. Пользовался этим Гена во время танца, шокируя девчонок. В кармане Гена всегда носил дюжину пластмассовых мух, купленных в магазине "Рыболов-спортсмен", и подкидывал их в фужеры с шампанским зазевавшимся соседям.

     Басист Серега Белов был Славкиным другом. Они никогда не выступали вместе, дружба их была вокруг Битлов и рок оперы "Jesus Christ Superstar".

     Сергей был очень тонким и ранимым человеком. Очень гордым. Когда он оказался не у дел, как музыкант, очень переживал, но держал это в себе, никогда не стоял с протянутой рукой, всегда находил выход из положения. И кровлю на заводских корпусах они со Славкой перекрывали, и штукатурили какие-то конторы. "Калымили". Вся страна тогда калымила, жить надо было.

     Умер Серега несколько лет назад от приступа диабета. А рядом никого не оказалось. И если я случайно слышу сейчас песню Антонова, передо мной стоит Серега Белов.

     Машина неслась по шоссе к горизонту. С запада заходили темные тучи, но сквозь дождевые синие нити, у горизонта проглядывала радуга. Где-то вдали сверкнуло и громыхнуло пару раз. Надвигалась гроза.

     Человек за рулем думал о своей жизни.Как много вопросов возникло за все прожитые годы, и сколько ответов тебе надо найти, и ты начинаешь понемногу догадываться, вспоминая все факты своей биографии, начиная с детства и кончая сегодняшним днем.

     И постепенно понимаешь, что все события, все твои друзья и недруги были нужны тебе в твоей жизни, а ты, нужен был им. И все решения, которые ты принял когда-то, и все решения, которые ты мог бы принять, но не принял (а они могли бы в корне изменить твою судьбу), были верными. Правильными, или не правильными, они кажутся кому-нибудь, для тебя это не имеет никакого значения. Это твоя жизнь.

     Почему ты с такой легкостью менял города, учёбу, надоевшую тебе работу, которая, вроде-бы тебя устраивала, и переходил на новую, не знакомую? Да потому, что новые впечатления и новые друзья не давали тебе погрузиться в серость повседневности. И везде ты был не на последнем счету, и везде тебя помнят.

     Почему тебя всегда тянуло назад, в твой родной город, из всех тех мест, где уж точно, было намного комфортней и перспективней, с точки зрения простого обывателя? И почему ты до сих пор любишь возвращаться назад, и, завидев огни на горизонте, всегда прибавляешь скорость? Да потому, что, в этом городе остается кусочек твоего сердца, и там по прежнему живут твои близкие люди, и по прежнему тебя здесь любят и ждут.

     И совсем не важно, что где-то там, где ты только что побывал, идет другая жизнь, и ты, мог бы занять в ней своё место. Но жизнь эта - как в параллельном мире, идет своим путем, а твоя жизнь - своим. И пока эти миры не пересекаются, и, возможно, не пересекутся никогда. Так видно угодно тому, кто всё видит, и о ком не принято упоминать всуе. И пусть будет так. Ведь главное для тебя - до сих пор, это то, что ты нашел давно, и называется это душевный покой.

     И жениться ты вроде-бы не собирался, но вдруг понял, что это тот человек, который тебе нужен, и который будет с тобой всю жизнь. В этом все дело, наверное. И увидев на лице внука свою улыбку, ты вдруг понимаешь, что для этого стоило жить...

     А гроза ушла куда-то за горизонт, и вечернее небо осветило заходящее, рыжее как апельсин солнце. Летний дождь смыл грязь с дороги на обочину, и настоянный на полыни воздух очищающим запахом ворвался в салон.

     "...Nothing`s gonna change my world..." - слышен голос Джона Леннона из динамиков. Вот это - точно, ничто не сможет изменить твой мир, никто, и ничто, если сам ты этого не захочешь.

     Только не надо стремиться в другой, параллельный мир, который возник не на пустом месте, и который тебе, всё равно, не изменить. Да и надо ли? Это - бой с тенью. Это - чужое, это - не твоё. У тебя есть свой, и кое-что ты там всё же, сделал, раз тебя до сих пор ещё помнят. И сможешь сделать еще. Наверняка.

     Ты ведь сможешь рассказать молодым о своем времени, рассказать так, чтобы кое-кто смог задуматься, и возможно, продолжить то, что вы когда-то начали. И не повторить ваших ошибок. Они ведь совсем другие, эти молодые, но они такие же разные, какими были и вы...Они слушают другую музыку, но иногда, и здесь слышится что-то знакомое... Они ходят по тем же тропинкам в вашем старом парке, где и вы оставили свои следы.... И тот же юношеский максимализм, и то же обостренное чувство справедливости.... Но самое главное - у них есть то, что было и у вас, и они уже знают, что это останется с ними на всю жизнь, и называется это простым словом "ДРУЖБА". И это самое важное. Это не покупается и не продается, но вещь эта так бесценна и хрупка, что достаточно одного неверного шага, чтобы она превратилась в пыль. Берегите её ребята.

* * *

     В комбинате бытового обслуживания была студия звукозаписи. В общем-то, студией это по современным понятиям назвать нельзя, скорее это был цех по производству гибких пластинок. Технология производства была известна давно (старая "музыка на костях"), но материал уже был другой. Не рентгеновская пленка со снимком чьего-нибудь скелета, а голубой пластик, как на пластинках из журнала "Кругозор". (Помните, господа?)

     Заведовал этим хозяйством добрейший пожилой армянин: Яков Маркарович Межлумян, а по-простому - Яша. Как и подобает восточному человеку, Яша был веселым и хлебосольным малым. Предприятие у Яши процветало.

     На стеллажах стояли бобины с магнитофонной пленкой, в одинаковых коробках, пронумерованных согласно каталогу и тематике. Было у него почти все, что тогда пользовалось спросом у рабочего класса и трудового крестьянства. А прихиппованная публика писала музон у писак-надомников (но это другая история).

     Приходил клиент, выбирал по каталогу песню, если он хотел еще и поздравить кого-нибудь, то здесь же, на месте, наговаривал в микрофон текст поздравления, и минут через пять получал готовую пластинку. По желанию клиента ее могли отправить по почте. "звуковое письмо" называлось. Пластинка стоила рубль. Письма разлетались по всему Союзу. Яша имел хороший гешефт с этого, как говорят в Одессе. У него было все схвачено и жил он богато.

     Но как-то произошел небольшой прокол. Пришел один клиент и заказал "Утомленное солнце", а песни этой не оказалось. Яша обратился за помощью.

     Совковый вариант легендарной истории с песней "My Boney". За пузырь коньяка, после 10-минутной репетиции запись была успешно завершена. Писали сразу, напрямую, через микшер.

     Надо заметить, что у пацанов уже был кое-какой опыт сессионной работы. Один местный композитор, преподаватель музыкального училища, попросил как-то записать с ним какую-то муру. Это был детский музыкальный спектакль про каких-то жучков и тушканчиков. Вокальные партии исполняли студентки, а ребята им аккомпанировали. Демо-запись местный Эндрю Ллойд Веббер должен был отослать на фирму "Мелодия". Запись была сделана, но пластинка не вышла, потому что такой ерунды надо было еще поискать. Писали ребята ему это за определенную услугу - он всегда присутствовал на идеологических худсоветах, и после этого всегда поддерживал их репертуарный план. Так что Яшину просьбу выполнить уже не составляло большого труда.

     Через неделю Яша пришел снова, уже основательно нагруженный, и предложил записать несколько песен еще, на свое усмотрение. Учитывая Яшиных клиентов, но, не забывая и о хиппарях, за неделю накарябали двойной альбом под названием "Винегрет". Никто серьезно к этому не относился, это была всего лишь игра, поэтому ни о какой концептуальности не могло быть и речи.

     Как в любом винегрете здесь присутствовало все: от народного хита "Поспели вишни в саду у дяди Вани", до "Hey Joe" Джими Хендрикса, от "Тысячи лошадей" Таривердиева, ("лошадиное танго", по выражению посетителей танцплощадок), до "Wild Horses" Роллинг Стоунз. И завершало все два забойных блатняка, (своя хард-версия). Яша настриг с этой пленки себе боевиков и заработал кучу денег.

     Он не был жмотом. Они часто выезжали с ним на природу, где Яша жарил изумительный шашлык и угощал всех хорошим вином. Он крестил Виталькиного сына и всегда мог помочь деньгами. В ресторане всегда посылал за их стол бутылку коньяка. Сидел в углу, и молча улыбался.

     С легкой руки этого местного Эпштейна вскоре из каждого окна можно было услышать "В минуты музыки печальной" на слова Рубцова. А на стадионе перед футбольным матчем крутили "Satisfaction". Это приятно удивляло. Один Славкин приятель, шутя, заметил что Яша, наверное, и на Би-Би-Си уже послал эти записи. Яша мог все. Но он завязал с этим бизнесом, и стал мастерить чемоданы и дипломаты из дерматина.

* * *

     На базе в ГПТУ - 17 много интересного народа побывало. Большинство гастролирующих артистов (а тогда это было часто) были вечером после концерта у ребят в оркестровке.

     Через голосовой аппарат врубался магнитофон "Тембр-2" (уже стерео), включалась пара прожекторов, и ставилась какая-нибудь приличная музыка. Было застолье, тосты за знакомство, за дружбу, позже начинался сэйшен. Играли всю ночь, по очереди и вместе. Весело было, классно. Сторожу вниз выносился стакан водки, и он успокаивался. Пустые бутылки прятались под подиум с барабанами и колонками. Через некоторое время все наполнилось до отказа, и ребята нашли одного цыгана, который принимал стеклотару. Увидев такое богатство, и подсчитав будущий барыш, мора "извертелся на пупе" - как выразился Серега. Раза три на своей арбе приезжал.

     А на вырученные деньги был приобретен тот самый магнитофон "Тембр" и ящик шмурдяка под названием "Фрага" - обмыть покупку. С почином, вас, Сергей Леонидович, емкость под стеклотару опять начала наполняться.

     В каждом культурном заведении, где была какая-нибудь сцена, была такая свинья-копилка. В каждом клубе, в каждой подворотне был тогда свой оркестр, и уровень, надо сказать намного выше, чем сейчас. Все играли вживую, и очень неплохо, надо заметить, все друг друга знали, встречались. И если в городе появлялась какая-нибудь новая супер-гитара или усилитель, все приходили посмотреть и послушать. Шли как в музей.

     Сейчас такого нет. Народ какой-то смурной пошел среди нынешних лабухов. Ничем не интересуются, музыку не слушают (она мне в кабаке надоела), ни хрена не знают. Гитаристы не знают кто такой Джэфф Бэк, люди пытающиеся играть джаз и блюз, впервые услышали о Джоне Мэйоле. Большинство из них какие-то зачуханные. И все пишут альбомы. Штук по восемь у каждого всякой муры.

     Такие все русофилы. Все они напоминают мне моего покойного папашу, который еще на заре моей юности запилил до дыр "Girl" на советской пластинке за 1р.30к., а потом в недоумении долго считал пальцем дорожки и сверял их с надписью на розовой наклейке Апрелевского завода. Там было написано: "исп. Битлз муз. и сл. народные".

     Он просто не мог поверить, что это те самые волосатики, которых он так ненавидел. А ведь вчера он мой алтарь разгромил, и порвал все фотографии, висевшие на стене.

     Батя был воинствующим русофилом и всегда пытался на своем "Запорожце" с перекрестка обогнать "Жигули",- тихо матерился вслед, ничего не получалось. Пересев на "Жигули", щурился вслед иномаркам, а, прокатившись по двору на моей "Тойоте", все не мог понять, почему она на холостых оборотах не глохнет.

     А был ведь грамотным мужиком, работал инженером-технологом, очень любил Михаила Задорнова. "Мурку" меня просил записать. Напел я ему сам 6 вариантов, плюс вариант про Рабиновича. Слушал он эту кассету в гараже, выпивая с гегемоном и с полумаргинальными личностями.

     Под конец жизни батя понял, что все время он смотрел не в ту сторону, он понял, как обманули их поколение. Очень жалею, что я не смог поставить его на ноги. Сгорел он за три месяца от рака. Царство ему небесное. Когда он ездил на "Запорожце", всегда надевал велосипедные перчатки без пальцев. В душе он был Шумахер.

* * *

     А помните ли Вы, господа, вкус портвейна за рубль тридцать две? Десертное вино с соотношением шестнадцать на восемь. Вино называлось "Волжское". И употреблялось вместе с песней Битлз "Ticket to ride". А легендарный "Солнцедар"? Тошнило от него здорово. Помните народную мудрость: "Не теряйте время даром, мойте ноги "Солнцедаром"? (Никогда не пейте "Солнцедар", например, с китайцем. Китаец может отдать Богу душу на втором стакане). Что русскому - хорошо, то немцу - смерть.

     А любимец всех советских народов "Портвейн молдавский" по прозвищу "Мужик в шляпе"? И "нифеля" на дне бутылки кагора? Сколько мегатонн этого пойла выпивалось в Союзе? И Вы, несомненно, внесли свою лепту, свой посильный вклад в дело борьбы с "зеленым змием". Вы уничтожали его регулярно.

     Самым демократичным, и самым дешевым был напиток под названием "Белое крепкое" стоил этот любимец пролетариата один рубль две копейки за пол-литра! Народ брал гастрономы штурмом, и напиток этот, во избежание беспорядков, всегда продавали на улице, со двора.

     Чуть позже, получили распространение дешевые красные плодово-ягодные вина (в простонародье "плодово-выгодные) Вино "Яблочное" ("Яблушное"), "Черносмородиновое" ("Чёрненькое"), и шедевр сибирского виноделия вино "Облепиховое", которое отдавало крысиным калом. На утро, после такого вина, в туалет надо было идти с противогазом. И народ всё это хавал! Народу не важно было, какого вкуса вино, важно было сколько "оборотов" у него на этикетке, важно было быстрее дойти до "кондиции".

     Особо надо отметить так называемые "сухие" вина. Белая кислятина "Ркацители" и "Фетяска", ничего общего с вином не имели, по цене не намного отличались от "Вермута розового", цвета ядрёной марганцовки, прозванного в народе "ВерМуть". Количество "нифелей" в бутылке с вермутом, доходило до трети от объёма.

     Вообще, по всем правилам виноделия, наличие в напитке осадка, так называемого "винного камня", говорит о высоком качестве вина. Но это было, наверное, где-то там, за границей нашего тогдашнего бытия. И эти лохмотья отцеживались наиболее бережливой публикой через марлечку.

     Но самое интересное и загадочное - это "красное сухое столовое" вино под названием "Алжирское". Темно-фиолетовая жидкость по цене 92 копейки за пол-литра. Вино это, не смотря на дешевизну, не имело своего электората, так, как нормальный человек, вряд ли бы отважился попробовать такого винца, а конченые алкаши на эту сумму предпочитали упиться тройным одеколоном, который они ласково называли "Чёртик".

     Но иногда, на удивление, среди всего этого безобразия, как золотой зуб во рту с гнилыми зубами, на прилавке появлялся настоящий кубинский светлый ром "Havana Club", любимый напиток Хэмингуэя, или греческий Мускат с Кипра. Выручали и "демократы", появлялся и моментально исчезал болгарский "Бисер" или "Варна", венгерский "Токай" или "Мурфотлар". Вы можете теперь говорить, что это тоже ширпотреб, но уровень ширпотреба оттуда, ни в какое сравнение с нашим не идет. Ну, разве можно сравнивать венгерский вермут с "Солнцедаром"?

     А помните ли Вы, господа, советские горькие настойки? "Стрелецкая", "Померанцевая", "Имбирная", "Калгановая"? Вот это была настоящая дрянь. Может быть, они и хороши были с определенными блюдами, с дичью, например, или под осетровую уху, да по двадцать граммов. Но народ наш пьет минимум граммов по сто семьдесят с пузыря, в подворотне, и занюхивает плавленым сырком "Новость". Лучшего рвотного средства чем "Калгановая" на свете не существует, это точно. Если Вам надо прочистить желудок, выпейте стаканчик. Действует безотказно. Вся эта гадость шла только "вдогонку", и начинать со "Стрелецкой" не стоит.

     А как быть с закусоном, когда надо выпить "на скоряк"? Времени и продуктов было как всегда мало. И тогда надо было проявить смекалку. Жарилась яичница "по кавказски". На сковороде жарился лук и помидоры, порезанные кольцами, всё это обильно сдабривалось солью и перцем, и заливалось яйцами. Мировой закусон, как говорил Аркадий Исаакович Райкин.

     Как и всё то, что создавалось по заказу советской власти, будь то скульптуры физкультурников в парках, "шницель натуральный", в заводской столовке, на 50% состоящий из черствых сухарей, "рыбный день" в ресторане, советская эстрада, или художественный фильм на производственную тему, было не красиво, не вкусно, не интересно, бездарно, так и вино, производящееся для "массового пользования" было отвратительно и гадко. И от всей этой жизни так же тошнило, как и от портвейна "Кавказ".

     Но что с Вами случилось вчера, когда среди нынешнего гастрономического изобилия Вы, вдруг, увидели на витрине супермаркета упаковку мясокомбинатовских пельменей за двадцать рублей? Вы купили их, и съели вечером, пожалев, что нет дома портвейна "Три Семерки". А что было раньше, когда Вы не удержались, и жрали прямо в машине, ливерную колбасу? И килька в томате все еще вызывает у Вас слюноотделение. Неужели так голодно? Вовсе нет. Просто Вы почувствовали запах того, брежневского времени. Неужели так хорошо было в то время жить? Ничего подобного. Просто Вы тогда были молоды. В этом весь секрет.

* * *

     Летом в город приехал польский "Луна-Парк". В центре города был пустырь, на месте которого сейчас стоит здание "Сбербанка". На этом пустыре постоянно размещался какой-нибудь табор. Или зверинец заезжий, или цирк-шапито. Как-то разместились и поляки.

     Ребята проходили мимо, и увидели лохматых и бородатых людей, которые махали кувалдами и устанавливали аттракционы. Заговорили с ними. На них они посматривали с недоверием. Как потом оказалось, в соседнем городе у них уже что-то "спердолили". Но потом, узнав, что среди них их земляк из Бытома, встретили ребят радушно: всю ночь в их вагончике они пили "Старку", и перезнакомились со всеми.

     Волосатые и бородатые хиппари, Марек и Веслав, жили в одном вагончике, на стене у них маслом был написан портрет Джими Хендрикса. У Веслава была гармошка-трехрядка, он на ней лихо наяривал и пел матерные польские частушки.

     "Луна-Парк" - это бродячий цирк, шапито, со всевозможными аттракционами - карусели, твистер, горки, и два автодрома: для детей и для взрослых. Как в песне Марыли Родович: "Ядем возы колоровы".

     Цыганский дух странствий и веселья присутствовал уже на входе. На входе же, была и касса, где сидела хипповая полька - пани Крыся. Из остального обслуживающего персонала, особо выделялись всё те же два чувака - Марек и Веслав. Веслав был помоложе, он ходил в широченных рваных джинсовых клешах и деревянных "сабо". Во рту у Веслава не хватало двух передних зубов, которые он потерял в какой-то драке, он смешно щерился, и заигрывал с симпатичными девчонками: "Эй, шлична, я не пие, не пале, и на курвы не ходзе!" Девчонки стреляли глазками, и соглашались посетить его вагончик. И чувак доигрался. Поймал, таки триппер. Захворал, бедолага. Пришлось его вести к знаменитому лекарю - Александру Павловичу Пашковскому, который в свободное от основной работы время, лечил от гонореи таксистов и "золотую молодёжь".

     Бригада, работавшая на автодроме, состояла из пяти человек, пили они очень много, почему-то не пьянея, и к 10 часам вечера, к закрытию, ящик "Старки" был пуст. В день по ящику на пятерых - куда с ними тягаться!

     Здоровый, бородатый, похожий на медведя Марек подлетал на попутной машинке к будке контролера и орал: "Бармен!", ему наливали стакан "Старки", он быстро опрокидывал его, перескакивал на следующую машину, и уже через мгновение был на другом конце автодрома, где что-то чинил. Как акробат, везде успевал.

     Они никогда не опохмелялись, они просто пили. Но никогда даже не качались. Здоровые были парни.

     По понедельникам у них был выходной, и они всей разноцветной толпой заваливали в ресторан, где пацаны тогда играли. Это был польский день. Дым в кабаке стоял коромыслом, гудели они по-черному. Играли им один Запад, очень они любили "Purple Haze" Джими Хендрикса.

     "Пан Веслав сегодня отдыхает, пан Веслав портвейн не пьет, он предпочитает "Старку" и "Rolling Stones". Гуляйте, Панове, и не забывайте про лабухов. Веслав для Марека просит "She's The Rainbow", а Марек для Веслава - "Hard Day`s Night". Пани Крыся помнит Боба Дилана? О` Кей, мадам, червонец на барабан".

     Проработали они в городе месяца полтора, хорошую капусту нарубили, скупили все золото в ювелирных магазинах, и повалили всем табором к югу, в Казахстан, ассимилировать местное население. Пятилетний сынишка их директрисы называл Славяна "пан Славэк".

* * *

     Попал Славян однажды в переделку. После солидного возлияния, и шуточной возни, сломал ногу. Голеностоп. Травма оказалась серьезной, и, если учесть еще и то, что слепила ногу дебелая врачиха с кошачьей фамилией как попало, то все могло закончиться печально.

     Еще в приемном покое травмопункта он устроил небольшой кипиш, и не дал резать тупыми ножницами свой фирменный "Wrangler". Его хотели отправить в вытрезвитель. Отто Скорцени женского рода, конь с яйцами. Так поступали СС с раненными комиссарами. Но чуваки его отбили.

     Поместили Славку в палату с такими же бедолагами, как и он. Все сломались по пьянке. Исключением был лишь какой-то сталевар, которому в собственном гараже собственный "Жигуль" наехал на голову. Домкрат подвел. Рядом лежал какой-то жиган, которого отметелили собутыльники, гаишник, который ломал одну и ту же ногу третий раз, и со смехом говорил, что в следующий раз попросит главврача ее вообще отрезать, чтобы проблем больше не было, и Воробей, Славкин знакомый по тусовке, который неудачно нырнул с моста и повредил шею.

     Воробья привезли на следующий день, после Славки. Он лежал совершенно голый и пьяный на каталке под простыней (чтобы не убежал), и все порывался свалить к себе на дачу, где у него осталось "много водки и баб".

     Увидев Славяна на костылях, он задал вопрос, какой может задать в таком месте только крепко выпивший человек: "О! Привет! Ты сегодня не поёшь?" - "А ты не танцуешь?" - в свою очередь поинтересовался Славка. Ржали они с ним до вечера, пока у Воробья не прошел кайф, общая анестезия, как говорят медики.Позже ему надели на шею гипсовый корсет, и он стал похож на водолаза. В "системе" его прозвали "Акваланг". Как у "Jethro Tull".

     Все больные были "лежачие", а это так обидно, когда на дворе конец мая, и птицы утром щебечут, а по вечерам в скверах воркуют влюбленные парочки. А тебя угораздило так лохонуться. И костыли тебе дают лишь под залог паспорта. И ходить тебе в гипсе как минимум, месяца три. Пропало лето.

     Летом Славка тусовался в парке, там же, играл на танцах. Летом можно было рвануть на моря или на побережье Егорьевского озера. Летом он всегда брал больничный в местной "дурке", где у него был знакомый главврач-битломан, и сочинил ему историю травматической болезни головного мозга. Болезнь эта лечилась долго у настоящих психов, поэтому срок освобождения от работы был солидный - больше месяца, а там отпуск подкатывал, ученический, тарифный, и все складывалось как нельзя лучше. И вот теперь все это - коту под хвост. Лежали они с Воробьем рядом, и вздыхали как на похоронах.

     Воробей не мог пользоваться "уткой", превозмогая боль, сползал с кровати, и, как мулла, справлял малую нужду на коленях, в баночку. Крепко побитого жигана здорово "штормило", и он самостоятельно не мог добраться до туалета (ему здорово стряхнули лампочку), и, усевшись на судно, после клизмы, он цеплялся веревкой за спинку кровати, и держал эту вожжу в процессе опорожнения, чтобы не сдуло сквозняком. Похож он тогда был на буденовского кучера, управляющего тачанкой. Сидел в своем седле, покачиваясь на ухабах, весело попукивая. Вся "пьяная палата" хохотала и улюлюкала. Вот он русский дух, вот она, сермяжная правда!

     Курить в палате было нельзя, поэтому курили по очереди. И использовали для маскировки дежурную алюминиевую мыльницу, в которую в случае появления персонала, пряталась горящая сигарета. А мыльница, в свою очередь, пряталась под подушку или в трусы. В трусы надежнее.

     Но смех, смехом, а всё ведь, как говорится, кверху мехом. Дела у Славки с ногой были неважные, и его направили в краевую больницу на операцию.

     В прямом понимании это на операцию не совсем походило, потому что он находился в полном сознании, и чувствовал весь спектр боли, только вот пошевелить даже пальцем не мог, не мог открыть глаза, даже закричать не мог, и вздохнуть самостоятельно не мог, для этого медсестра раздувала рукой какие-то меха с кислородом.

     И обиднее всего, было чувствовать даже не ту нестерпимую боль в ноге, которой занимались два хирурга, а сознавать то, что вдруг этой фифе кто-нибудь позвонит, и она минут на пять отойдет к телефону, и поручит это двум практиканткам из мединститута, которые, наверное, часто пропускали занятия, и с трудом смогли попасть Славке иглой в вену перед операцией, исколов всю руку чуть ниже его армейского "партака".

     Он лежал беспомощный на операционном столе, чувствовал холодный пот на висках и молил Бога, чтобы он не дал ему задохнуться. Теперь он знал, что чувствует обезьяна в джунглях Амазонки, сбитая стрелой индейцев, которые потом с нее с живой сдирают шкуру. Препарат, который ему ввели, приготавливается на основе яда Кураре.

     Но все, к счастью, обошлось, Славка вскоре очухался, и первым делом послал всех "по матушке". Это никого не удивило. Говорят, это нормальная реакция нормального человека. Гипс ему наложили на всю ногу, и отвезли в палату.

     Здесь все было намного приличней и солидней, народ лежал интеллигентный, так что приключений больше не было, за исключением одного, когда после сделанного ночью обезболивающего укола, он пел в палате "Yesterday". Отказался он на следующую ночь от этого промидола, во-первых, зуд после него был сильный, во-вторых, публика не та.

     Через две недели Славку как-то быстро выписали, прямо с утра, голодного как волка. Дело было в субботу. Денег у него было достаточно, а пожрать было негде. Больница находилась за городом, в курортной зоне, и магазинов поблизости не было. Не было тогда ни коммерческих палаток, ни летних кафе, ни каких нибудь забегаловок. Середина 70-х.

     Добираться надо было на вокзал, и Славка поднял костыль, и поймал за трешку частника. Кстати, частники тогда тоже не таксовали, это было опасно, поэтому остановить какого-нибудь "бомбилу" было большой удачей. Он повеселел и начал дурковать. Представился ветераном Вьетнамской войны. Водитель не понял этого стёба, и принял все за чистую монету. Наверное, был похож Славян на американца. Только что американцу в Барнауле делать в 1977 году? Наверное, сбил его с толку его "Levi`s" и хайр. Чудеса начинались.

     Билетов в кассе тоже как всегда не было, и толпа пассажиров гудела и роптала. Водила, оказался пробивным малым, и, растолкав толпу, выпросил у кассирши в воинской кассе билет "для парня, который из госпиталя едет". Молодец, трешку отработал сполна. Поезд отправлялся через три часа, и Славка двинул на костылях в ресторан.

     Кто забыл, что такое ресторан на вокзале, в те времена, то я напомню, что он всегда был закрыт в самое нужное время на "санитарный час", который был намного длинней обычного часа. Существенно.

     Жрать хотелось невыносимо. Молодой, выздоравливающий организм требовал свое. Киоски на перроне, с вареными яйцами и сомнительными консервами были тоже закрыты "на обед". "Обед" был министерский - два часа. Но Славке казалось, их закрыли еще раньше - сразу же, после того, как сняли Хрущева.

     Не было ни "Азеров" с шашлыком, ни бабок с домашними пирожками и варениками, не было и какого-нибудь хлебного магазина поблизости, а если бы и был такой, то, наверняка он был бы закрыт на какой-нибудь вечный "учет". И Славка даже стал подумывать, а не скрутить ли ему голову какому-нибудь голубю на площади, и зажарить где-нибудь в укромном месте. Но прикормить голубей было не чем. Спасала мысль, что в поезде должен быть вагон-ресторан. В каждом поезде ведь есть вагон-ресторан. В этом поезде ресторана не было. Вот он социализм, который построили большевики.

     И дело даже не в том, что, имея деньги, ты не мог ничего купить, ввиду всеобщего дефицита. Главная причина - в генетическом хамстве Советской власти, безалаберности и природной лени.

     Выпросил Славян у проводника, как инвалид, себе матрац, забрался на верхнюю полку, и по старой студенческой привычке попытался заснуть.

     В соседнем купе гуляли. Призывники. Продвинутая молодежь из Ростова и Краснодарского края. Ехали они уже давно, и им выдали "сухой паек". Они пили спирт и жрали тушенку. Славка напрягся как тигр в засаде. Добыча была рядом. В купе тренькала гитара. Его ангел-хранитель опять спускался с небес.

     "Пацаны, можно попробовать?" И он им выдал. Этот "концерт" он не забудет никогда. Верно, говорят, что настоящий художник должен быть голодным.

     Начал он с арии Иуды, а закончил "Лестницей в небо". Они сидели с вытаращенными глазами, они не могли понять кто это там, на верхней полке. Пауза затянулась. Наконец, самый шустрый спросил: "Пить будешь?". Наконец-то догадались. Выпить предлагают, значит, закусить, будет точно. Славка честно отработал свой хлеб. Первый раз в жизни он играл не за деньги, которых у него в кармане было достаточно, а в прямом смысле, за кусок хлеба. Махнул он полкружки чистого спирта, и за раз сожрал банку тушенки.

     Вот теперь жить можно, хиппари вы мои стриженые, войны не будет, а дембель неизбежен. Погнали дальше. И погнали: "Криденс", "Стоунз", "Битлз", с небольшими перекурами. Всю дорогу до дома он пел им "зонги".

     На перроне два сержанта проводили Славку до стоянки такси, чтобы он, ненароком не выпал из костылей, а пацаны с завистью смотрели вслед.

     "Не грустите, ребята, я там тоже был, и как видите, не ожлобел. И через два года вы тоже никому ничего не будете должны, и весь мир будет у ваших ног".

     Но, чудеса еще не закончились. На стоянке три машины были свободны, и очереди не было. В этот день Славка отчетливо почувствовал присутствие ангела у себя за спиной.

|  Начало  |  1  |  2  |  3  |  4  |  5  |  6  |  7 страница  |  8  |  9  |  Конец  |