|  Начало  |  1  |  2  |  3  |  4  |  5  |  6  |  7  |  8  |  9 страница  |  Конец  | 

* * *

     Помните ли вы господа, что такое вытрезвитель времен "победившего социализма"? Это был тот самый кнут, который, как известно без пряника существовать не может. Система наказания при отсутствии состава преступления, говоря языком юристов. И кнут этот бил иногда очень ощутимо.

     Это была целая система подавления личности. Народ наш, как известно, любит выпить, а, выпив, любит поболтать, а наболтать он может многое. И чтобы народ сильно не расслаблялся, и была создана эта система, куда помимо вытрезвителей входили и лечебно-трудовые профилактории (ЛТП), а это уже совсем тюрьма. Народ там якобы лечился от алкоголизма, а на самом деле работал на "хозяина". Это целый ГУЛАГ, о котором почему-то никто не вспоминает.

     Человек, попавший в ЛТП, просто попадал в тюрьму, как правило, на два года, заметьте, никого не убив, не ограбив, даже не набив кому-то морду. Он не попадал под амнистию, амнистия на ст.62 УК РСФСР не распространялась. Государству нужны были рабы. А потенциальных рабов в нашем "королевстве кривых зеркал", было много. Любого попавшего два раза в течение месяца в вытрезвитель человека, государство могло послать на "лечение" в лагеря. А попадали туда, в основном хорошие специалисты: строители, сталевары, инженеры, никому не нужны были базарные ханыги, они не умели работать.

     Поражал цинизм Советской власти, которая сначала народ спаивала, а затем, признав его больным, делала из него раба. И "лечение", которое там проводилось, никоим образом не избавляло человека от недуга, а лишь усиливало его тягу к спиртному. Человек, отбывший срок в ЛТП, начинал по настоящему пить, и вырваться ему из этого порочного круга было уже невозможно. На горизонте уже маячил новый срок.

     А начиналось все с вытрезвителя. Хватали всех. Хватали качающихся, и не качающихся, крепко выпивших, и не очень. Запах есть - и ты уже на киче. И бесполезно было доказывать свою непричастность к алкоголикам, и не дай бог, упомянуть о Правах человека. За это легавые могли тебя связать и просто избить. Так что лучше было не залупаться, а по-тихому переждать часок.

     Очередной посетитель раздевался до трусов, и водворялся в "комнату отдыха". В большой камере стояли кровати, заправленные простынями c солдатскими одеялами. Крепко выпивший народ располагался до утра, а не крепко выпивший, ложиться не собирался, но вел себя тихо. Добрая половина мужского населения побывала в этих заведениях. Кого здесь только не было! Все слои общества, от пролетариата до интеллигенции. И все оказывались в одинаково глупом положении. Более нелепой ситуации трудно было себе представить.

     Главное - надо было вести себя тихо, не выступать, не искать правды, и уж, упаси бог, не пугать ментов адвокатами. За это посетителя могли посадить в холодный карцер, предварительно связав в "козлы", и дать по почкам. Оставалось только ждать. И знакомиться с такими же бедолагами. А люди попадались очень даже интересные. Были даже кандидаты наук и служители культа.

     И завязывалась тихая беседа, что-то вроде диспута на тему "Кому на Руси жить хорошо", или "Что делать?". Каждый понимал как он лохонулся, каждый знал, сколько он потерял, и у каждого была своя правда. А народ все прибывал, были, правда и совсем пьяные, но в основном народ шел не то чтобы бухой, а так, как говорится, "на веселе". Понятие "беспредел" тогда еще только входило в нашу жизнь.

     Просили закурить у ментов. Иногда они давали тебе сигарету, вытащенную из твоего же кармана, и это было ваше маленькое счастье. Сигарета тут же пускалась по кругу твоих новых друзей по несчастью. Оставалась лишь надежда на то, что вертухаи соизволят вас выпустить пораньше. Ждать надо было часа полтора, после чего дверь с лязгом открывалась, и дежурный мусорило, оглядев хозяйским глазом претендентов на освобождение, указывал пальцем на тебя.

     Сколько превосходства было в этом взгляде, сколько классовой ненависти ты успевал заметить в его плебейской душе. Сегодня он повелевал, от него зависело, отпустить тебя сейчас, или продержать до утра.

     И в этом был весь смысл его никчемной жизни. Ведь в жизни этой он больше ничего не умел делать. Он умел только шмонать пьяных, и с гордостью носить фуражку на пустой голове. И родом он был, наверное, из села Веселоярск, где национальная одежда - серый ментовский китель. И в детстве его крепко били. И дома он был, наверняка, "под каблуком" у бабы. И только здесь он чувствовал себя человеком.

     Но тебе уже было наплевать на это мурло, важно было поскорее выбраться из этого клоповника, чтобы утрясти это дело до конца. Ты одевался, и ждал, пока тебе выпишут квитанцию за оказанные услуги. А стоило это по тем временам не так уж и дешево - двадцать пять рублей, да еще червонец сверху (за нарушение общественного порядка), но это уже было не важно.

     Важно было то, чтобы не пришла "телега" на работу, потому что тогда ты попадал под пресс - лишали премии, и всех общественных благ (путевок, очереди на квартиру или машину, и т.д.). И не смотря на твои прежние заслуги, ты попадал в разряд изгоев. И что интересно, и, главное, смешно, все это ты приобретал на собственные, кровно заработанные деньги, то есть сам покупал себе проблему.

     Чей же извращенный разум мог придумать такое? В какой стране мира могли так глумиться над людьми? Это могло быть только у нас, где "всяк сверчок должен был знать свой шесток". А если этот сверчок каким-то образом не хотел вписываться в общий хор, была возможность его раздавить.

     Самым забавным в этой ситуации было то, что каждый день, каждому милицейскому подразделению спускался своеобразный план по отлову выпившего народа.

     И быстро ты искал людей, которые могли бы помочь тебе решить эту проблему, а проблему эту надо было решать немедленно. И такие люди были. И проблема решалась. И никаких бумаг на работу не приходило. И только одному тебе было известно, чего это стоило.

* * *

     Вам никогда не приходило в голову, что лучшее устройство мира это анархия? Вот, Вы уже и улыбнулись. Вы вспомнили пьяную матросню с гармошкой и маузером из советских фильмов о революции.

     На самом деле, если серьезно задуматься, анархия - это действительно "Мать порядка". Свободному человеку не нужно государство, - инструмент подавления личности. Он должен помнить лишь одно - десять заповедей, которые давно были даны человечеству. И все.

     Анархия это не разбой и вседозволенность. Прежде всего, анархия - это самодисциплина. Это ведь так просто! "Не убий, не укради, возлюби ближнего, и главное - не пожелай чужого, не завидуй, мать твою!"

     Как далеко людям до этого! Сколько миллионов лет должно пройти, чтобы животное под названием "Homo sapiens" изменило свое отношение к миру?

     Сколько еще будет горя и прольется крови на третьей планете от Солнца, пока животное это не станет человеком? Это будет продолжаться до тех пор, пока оно не убьет в себе главный порок - зависть. А пока жаба эта живет в каждой душе, и немногим удается ее задавить.

     Самые счастливые люди на Земле - это первобытные племена. У них нет рабства, они не знают товарно-денежных отношений, от мира они берут лишь самое необходимое, чтобы прокормить свое племя. Себя и природу они воспринимают как единое целое. И за ними будущее, если наша цивилизация сама себя уничтожит когда-нибудь. Но и у них тоже появится знать, тоже будут богатство и бедность, и опять появится та же жаба под названием зависть, и все повторится вновь. Сколько цивилизаций было до нас на Земле, мы не знаем, но то, что они были - это точно. И почему они погибли, можно догадаться.

     Все восстания угнетенных приходили к одному концу - к краху. Потому, что бывший раб становился хозяином, а это самый худший вариант - хозяин с душой раба.

     И вот уже Спартак распят на кресте, и Емелька Пугачев в клетке, и Робеспьер на гильотине, и старые большевики расстреляны. История никого ничему не научила, и, бросив сытую жизнь министра, Че Гевара погибает в джунглях чужой страны, где его предали всё те же рабы, которых он пришел освободить.

     Вам это не напоминает историю Иисуса Христа? Вот именно, все так и было, как две тысячи лет назад. Не даром человек сам себя называет "Раб Божий" - пока он действительно раб, но, по-моему, не Бога, а кого-то другого. Имя его лучше не произносить.

     Процент содержания жлобства в разных социальных группах примерно один и тот же. Где-то он чуть больше, где-то чуть меньше, но в целом он везде одинаков. И налицо тенденция к росту. Вы еще не устали?

     Мне всегда везло на дураков-начальников. И если, например, руководитель предприятия был, в общем, нормальным человеком, то непосредственный начальник, (среднее звено), всегда оказывался жлобом. Я могу простить глупость, могу простить много чего, но я не прощаю жлобства.

     Самое большое зло - это воинствующая бездарность обличенная властью. Пусть самой ничтожной, пусть самой мелкой, на площади в несколько метров, но властью, данной бездарности пусть даже на некоторое время.

     И эти хамы сопровождают тебя всю жизнь. Сначала это нянечки в детском саду, потом - школьные технички и кое-кто из учителей, затем - кураторы в институте вместе с комсомольскими активистами, потом какой-нибудь прапорщик в армии, и, наконец, бесконечная череда начальников, некоторые из которых пишут с орфографическими ошибками. И сидит у себя в кабинете сытенькое мурло, и ты всеми порами тела чувствуешь присутствие жлоба.

     Жлобу не известно чувство сострадания, он не поймет чужую боль, он научился лицемерить и лицедейство у него в крови. Вы думаете, среди священников нет жлобов? Вы глубоко заблуждаетесь, уважаемый.

     Знаете, кто был первым жлобом на Земле? Каин, убивший своего брата Авеля. С этого все началось. Все от той же зависти. И Иуда предал Христа все по той же причине, и Брут убил Цезаря из зависти. И всегда каждый будет тянуть одеяло на себя, бояре, сенаторы, депутаты, все это - потомки Каина. И любая предвыборная возня, затеваемая из-за власти - инструмента личного обогащения и вседозволенности, всегда будет нечиста. Что поделать, так уж устроен мир пока.

     Но иногда, в самых неожиданных местах, появляются великие мысли. "Будьте попроще, и народ к вам потянется" - произнес один забулдыга в грязной пивнушке, и это была истина. Видели мы и воров, и горьких пьяниц, которых жлобами ну никак не назовешь. Какие деньги с легкостью проигрывались в карты! Жлоб не сможет с легкостью проиграть даже щелчок по носу. Вот в чем дело.

     Жлобу не понятно чувство великодушия, это привилегия королей, хотя и среди них жлобов было немало. А такое понятие как благородство, вообще отмирает повсеместно. Жлобы на дуэлях никогда не стреляли в воздух, и поэтому убил "голубой" Дантес великого Пушкина.

     А что вы скажете о мате, уважаемый? Мат это жлобство или нет? Это с какой стороны смотреть, дорогой товарищ.

     Здесь все зависит от людей собравшихся в той или иной компании, их настроения, взаимопонимания и главное - места, где все происходит, и человека, который "выступает". Славкин армейский начальник, майор Ширяев, и внешне и внутренне походивший на "адъютанта его превосходительства", очень правильно пользовался этой штукой. Как он матерился с солдатами! Это была песня, вальс "Осенний сон", ритм-энд-блюз, с такими синкопами, которые вам и не снились. А все потому, что было это сказано вовремя, артистично, и самое главное - к месту. А древняя байка полкового лекаря про "вошь, гниду, и бабку Степаниду", из других уст звучала бы неуместно и пошло, но из уст дерматолога Александра Палыча, который лечил гонорею с 1943 года, и говорил что "офицер без триппера, что соловей без голоса", она вызывала гомерический хохот. Надо было просто видеть лицо этого веселого старика.

     А еще можно вспомнить одного своего знакомца второгодника-двоечника. Стихотворение Лермонтова "На смерть поэта" он не мог выучить полгода, зато поэму "Лука Мудищев" знал наизусть. А как рассказывал! Второй Качалов. Запретили бы Пушкина, он завтра бы выдал на память всего "Евгения Онегина". Не сомневайтесь.

     Поэтому в мате есть свои прелести, пользоваться этим надо очень осторожно, степень жлобства можно оценить по тому, как человек владеет этим средством выражения. И если он в этом - ас, независимо, от того, кто он: тракторист или профессор, и у Вас это вызывает смех, то это - высший пилотаж.

     А вот у жлоба никогда не получится красивого матерка. Мат для него - это средство оскорбления, не имеющее эмоциональной окраски. Мат у него такой же, как ты воспринимал его в детстве, такой же отвратительный и чужеродный, и поэтому тебе всегда хочется дать такому по зубам.

* * *

     Сегодня 30 июня. Три года назад погиб один из твоих лучших друзей. Погиб странно и непонятно. Темная это история. Его как будто принесли в жертву. Перелом основания черепа не может быть несчастным случаем, на который всё списали, и похоже это или на уличный беспредел, или на ритуальное убийство. Но то, что это убийство, у тебя нет сомнений, и это лишь усиливает чувство пустоты, поселившейся с тех пор в твоей душе. Пустота и бессилие перед равнодушием людей, наделенных властью и погонами - это та горечь, с которой тебе придется жить до конца своих дней. Ночной убийца попал и в твоё сердце.

     Тебе как будто кто-то подрезал крылья, когда в телефонной трубке прозвучал голос его сестры: "Слава, Виталик умер...". Тебе стало так одиноко... и после бессонной ночи, утром, у тебя выпал никогда не болевший, абсолютно здоровый зуб.

     Ваши пути разошлись давно, и каждый пошел своей дорогой, вы не часто виделись в последнее время, но в душах ваших всегда оставался тот лучик света, который кто-то зажег тридцать лет назад, во время вашего первого знакомства. Этот свет всегда согревал вас, он постоянно напоминал вам о том времени, когда всё было просто и понятно, о том времени, и о той музыке, которая объединила и заставила вас по-другому взглянуть на этот мир.

     И сейчас этот свет погас.... А друг твой ушел туда, откуда никто еще не возвращался. И вместе с ним ушло то время, которое в глубине души, вы вместе надеялись вернуть. Хотя бы на один миг, на одно мгновение, возродить то, что вам тогда не удалось достроить до конца. И ты вдруг понял, что за какими-то мелкими житейскими проблемами, чьей-то гордостью, а, может быть, и чьим-то упрямством, вы не разглядели главного: вы проехали тот поворот, куда должны были свернуть. И время это ушло без вас. И назад его уже не вернуть никогда.

     Он был одним из тех, последних романтиков, с щедрой и чистой душой, талантливым самородком, в любом деле способным достичь вершины. Но серость и хамство повседневности, потушили той ненастной и дождливой ночью, ту яркую искорку, что горела в его душе с рождения, и заставляла многих по-иному взглянуть на разные вещи. И невидимые, крепкие нити добра и памяти, связавшие ваши души в те далёкие годы, как настроенные, раз и навсегда, стальные струны, будут вторить той, последней, так и не пропетой вами песне.

     Каждый год в этот день ты один едешь в церковь. Каждый год в этот день ты ставишь свечку за упокой его души. И каждый год ты едешь на его одинокую могилу, и кладешь на нее букет простых полевых цветов.

     Вот и сегодня ты зашел в пустой, гулкий храм. Свечки продаются слева, в окошечке, продает их тётка похожая на билетершу из кинотеатра. Оценивающим взглядом, она безошибочно определяет размер твоего кошелька, и впаривает тебе свечку подороже. Скорбь и радость стоят одинаково, как и молитвы "за здравие" и "за упокой". Всё здесь имеет свою цену. И она одинакова. И этим живет вот уже две тысячи лет эта особая каста в черных подрясниках, неизвестно каким образом присвоившая себе право быть посредником между человеком и тем, кого называют Создатель. И неплохо живет, судя по свеженькой иномарке, из которой выходит молоденький попик, намедни выпивший церковного кагорчика. Этот "батюшка" с редким пушком на румяных щёчках, давно понял, что к чему. И ты, вдруг представляешь его в какой-нибудь дискотеке со стриптизом, и тебе становится так смешно, что хочется поскорее выйти из этого театра.

     Вообще, у церквей много народа хитрого кормится, и публика на паперти, у ворот, косящая под нищих, мгновенно определяет твои возможности по марке твоей машины. Ты прекрасно понимаешь, что тебя "разводят", но таковы правила игры, и ты раздаешь направо и налево заранее приготовленные деньги....

     Всё это напоминает плохой спектакль, но деваться некуда, и тебе приходится с этим мириться. Поэтому ты не любишь ходить в церковь. Тебе не нужен посредник между тобой, и тем, кого они называют Богом. А еще, ты знаешь, что по-настоящему нуждающийся человек, не будет хватать тебя за рукав как цыган на лошадиной ярмарке.

     И ты едешь на кладбище один, тебе не нужны попутчики и случайные люди, которые друга твоего совершенно не знали, а остальные - как-то растворились в этой жизни, и, наверное, уже забыли о нём. Многих уже нет, а настоящие, ваши старые друзья теперь очень далеко, и только они помнят о нем, и, наверное, помянут его сегодня хлебом и добрым словом.

     Ты остановишься в поле, у обочины, и, спустившись вниз с трассы, нарвешь большой букет васильков. Васильки умирают медленно - они сначала седеют и увядают, а потом осыпаются. Совсем как люди....

     И положив цветы на могилу, ты услышишь раскаты грома где-то вверху, и небо станет плакать летним, очищающим ливнем....

     И только в городе не будет дождя. В этом пыльном, провонявшем завистью, ложью, лицемерием и подлостью городе, убившем одного из твоих лучших друзей.

* * *

     Скажи мне, бродяга, откуда ты идешь, и куда держишь путь, и остались ли еще на Земле места, где нет подлости и лицемерия, и в какие края собираются перелетные птицы, чтобы больше не вернуться, куда делись все твои друзья, и почему песни перестали согревать твою душу?

     Есть ли место на "третьем камешке от Солнца", где еще живут любовь и дружба, и свежий ветер треплет твои покрытые серебром волосы? Из каких краев ты принес эту пыль на старых шузах, и все ли в порядке там, за морями?

     Помнишь наше старое кафе? Его уже нет. Знаешь ли ты, что половина наших друзей ушла вслед за радугой? Ты правильно сделал что, вернулся, мой добрый пилигрим, но в городе нашем по-прежнему тянет холодом, и в пустых окнах гаснет свет.

     Спроси у базарного менялы, сколько стоит зависть, и откуда столько жадности в глазах. Откуда выползли ублюдки, для которых жизнь человеческая не стоит ни гроша.

     А солнце по-прежнему встает на Востоке, и уходит на Запад. И только ветер почему-то стал дуть с Севера на Юг чаще, чем обычно.

     А где-то за морем зеленеет трава, и чудак на холме выводит до боли знакомую мелодию, и он счастлив, этот флейтист у врат зари, потому что в его мире нет серого цвета, в его мире нет равнодушия и боли. Его мир полон света, его мысли чисты, и он помнит то, что кто-то из нас понемногу стал забывать.

     Оглянись назад, мой дорогой странник, и ты увидишь синее небо, услышишь пение птиц, почувствуешь забытый вкус меда на губах, и утренний запах трав опьянит тебя и позовет с собой.

     Там, вдали, где-то за горизонтом начинается радуга, там летние ночи теплы и босоногие девушки танцуют в лунном свете. Там дикие лошади спокойно пасутся на зеленых лугах, и ночные бабочки шуршат крыльями над ухом. Зажги свечу, и они потянутся к свету. Не дай им обжечь крылья в пламени. Не дай им сгинуть в огне. Это души твоих друзей, покинувших этот мир, и они прилетели навестить тебя.

     Сколько лет ты искал эту страну, но так и не нашел. Сколько друзей ты встретил, и сколько потерял. Сколько раз ты поднимался в небо, и сколько падал. И одному тебе известно, где ты растерял свои мечты.

     И все чаще ты оглядываешься назад, и слышишь шум прибоя и крик чаек над пустынным пляжем. И молча бредешь по песчаным дюнам, и стучишь в знакомую дверь. Но друг твой уехал давно, и адреса нет. И в доме его живут чужие люди, и лает собака за дверью.

     И в шумной сутолоке дня ты вдруг увидишь знакомое лицо, но сквозь равнодушную безликую толпу тебе не докричаться до него. Ты знаешь, что он всегда придет на помощь, и пусть даже небо упадет на землю, стоит только позвонить, и он будет рядом. Но ты не знаешь номера. И опять ты бредешь вслед за солнцем, на закат. И дорожная пыль скрипит на зубах, и катят мимо лимузины, обдавая тебя бензиновой вонью.

     Где те ночи, полные веселья, где то время радости и счастья? Почему небо затянуло тучами и по ночам слышен собачий вой? Кто даст нам ответ? Ответ знает только ветер. Сыграй мне бродяга свой старый блюз, лучше тебя это никто не умеет делать.

* * *

     На бойком углу у гастронома стоит сапожная мастерская. В мастерской пахнет кожей и клеем. В мастерской работает бывший таксист Витёк Лазурин, и он, не последний человек в этом деле. Витя - это первая ласточка зарождающегося капитализма, и за будкой стоит его бордовый "Мерседес". Витек - депутат городского совета, и при своих он любит порассуждать о политике.

     Ещё, у Витька можно немного выпить, он всегда рад гостям, хотя сам, на работе не употребляет. "Боится ножа". Обрезаться боится. Ножи у него, действительно, очень острые. Витек - профессионал с большой буквы, и его работа похожа на музыку. Маленькие сапожные гвоздики одним ударом вбиваются в каблуки и подмётки, и будьте, уверены, никто лучше его этого сделать не сможет, и за его виртуозной работой можно наблюдать часами.

     Витя многое повидал в этой жизни: был и цирковым жонглёром, и барменом, и фотографом, и заведующим каруселью, и эстрадным конферансье, и таксистом. И похож он на артиста Панкратова-Чёрного. Витёк привык зарабатывать на хлеб сам. И он человек независимый. А ещё Витёк - бабник, и здесь, он ничего с собой сделать не может, и говорит что у него это - наследственное. Но для мужика это - не большой недостаток. Не самый главный, как говорится. Разговоры не отвлекают Витька, он между делом рассказывает новый анекдот или смешную байку из своей яркой жизни, периодически намазывая клеем подметки, и включая небольшой наждачок для правки надёжно подбитых каблуков.

     Витька человек весёлый и бывалый. У него третья жена, и пятая машина. Пашет он по двенадцать часов, пашет на себя, зато и отдохнуть может, как следует.

     Как и подобает настоящему сапожнику, Витя периодически уходит в непродолжительные запои. Тогда будка его закрыта, и всем кажется, что кто-то умер, но через пару дней, из приоткрытого окошечка опять доносится глухое постукивание сапожного молотка, и это означает, что Витя опять в норме.

     После одного такого краткосрочного отсутствия, и залетели к Витьку в голову "мухи".

     А началось всё с того, что купил Витёк для тёщи дом. Усадьбу надо было перестраивать, и по вечерам Витёк один делал ремонт.

     В один такой вечер всё и началось. Заходит Витя в комнату, а там, незнакомый мужик сидит. Смотрит в окно, а мимо окна проходит какой-то солдат. Оглянулся назад, а этот солдат, уже сидит на диване с незнакомцем. И вот уже полно народа в комнате, и все зовут Витьку куда-то с собой.

     Витёк, парень не робкого десятка, и где-то слышал, что нечисть надо громко послать матом. Он так и сделал. Они и пропали. Но "мухи", из головы, к сожалению, не вылетели, и ночью, уже дома, началось что-то невероятное.

     На потолке, как в широкоформатном кинотеатре, начали появляться картины, одна краше другой, с такими насыщенными красками, какие и в Голливуде не снились. Какие-то незнакомые миры, животные, птицы, какие-то загадочные существа, которые стали показывать ему его прошлые жизни. А это, ребята, уже не "мухи", это уже гуси, и летят они вперёд хвостом. Но это и не белая горячка. Чертей в видениях не было. Были какие-то битвы, где Витёк, в одной из прошлых жизней, скакал впереди войска на коне, закованный в блестящие латы.

     После всего этого, Витёк изменился. Стал посещать какие-то сборища полусумасшедших кликуш и колдунов. Стал интересоваться мистикой и оккультизмом. Нервный какой-то стал и замкнутый. И всё чаще его будочка была закрыта на замок.

     Всё чаще Витя стал говорить о потусторонней жизни, и говорил на кануне своей смерти о том, что скоро уйдёт в "другой мир". Это удивляло, и на вопрос о чём это, Витёк лишь отрешенно улыбался в сторону. И через неделю он "ушел". Здоровый, полный сил человек скоропостижно скончался от инсульта. И в гробу лежал уснувший спокойным сном мужчина, с еле уловимой улыбкой на лице.

     И всем стало как-то одиноко. Живёт человек, делает свою работу, делает её хорошо, поэтому работу эту как-то не заметно. Но вот, не стало человека, и все вдруг понимают, что с ним ушло что-то очень важное из жизни. Что-то такое, о чём все будут вспоминать с теплом и нежностью.

     Но на этом история не закончилась. Через полгода жена его стала крепко пить, связалась в одной алкогольной "сушилке" с таким же как она, запойным бедолагой, и погибла. Ночью в доме случился пожар. То ли от непотушенной сигареты, то ли от выпавшего из печи угля, только сгорели они вместе с домом. Пожарные, прибывшие на вызов, вынесли лишь обгорелые тела.

     Что это? Судьба? Или Витькина месть из "другого мира"? Трудно ответить, хотя бы потому, что на следующую ночь, вроде бы потушенный пожарными дом, опять загорелся, и теперь уже, сгорел дотла. До последней головёшки. Всё нажитое Витькой за долгие годы добро, пошло прахом.

     В чём здесь дело? В мистике, оккультизме, в колдунах, с которыми начал водить дружбу Витёк, или в этом стоявшем на перекрестке зловещем доме, который за бесценок продали Витьке прежние хозяева, убывшие в неизвестном направлении? Мы этого никогда не узнаем.

* * *

     А еще были в "застойные времена" рестораны. Это отдельная история, и отдельная песня. И песня, как в любом кабаке, очень скучная и примитивная, в любимой народной тональности "Ля-минор". Пахла она цыганщиной и блатной "малиной". Что-нибудь изменилось, господа, с тех пор? Ничего. Разве что гуляют здесь теперь не подпольные советские миллионеры и разжившиеся каталы, а современные купчики.

     Время здесь стоит на месте, со времен Леньки Утесова и Бэлки Косой. И пусть сменил пролетарский ненавязчивый сервис капиталистический лоск, суть осталась та же.

     С лакировочкой, под фонограммочку исполняются те же местечковые песенки, которые так любил Фроим Грач. Здравствуйте, господа, бывшие товарищи. А гимн-то у вас старый, как будто новый и придумать больше некому. Все тот же композитор и поэт-песенник. Хозяин, правда, другой, но погоны на плечах просматриваются.

     И тянет плесенью из подвала, где пьяные грузчики, матерясь, гремят пустыми ящиками, и ты уже наскреб рубль-семнадцать, чтобы вмазать "сотку" и запить ее сырым яйцом. Официантка Галя несет тебе все это на блюдечке. Так ты начинаешь работать каждый вечер. Сто грамм и яичко.

     А кто у нас сегодня в зале? В зале у нас сегодня яблочный король по прозвищу "Дэмис Руссос". Он уже выпил пузырь коньяка и сожрал два антрекота. Скоро будет повторять. Тряхнем ему мощну. Лопатник у него толстый.

     Девчонки в уголку опять глазками стреляют по сторонам, ищут клиента побогаче. Это пионерки советского миньета, но пока их работа больше похожа на хобби.

     Тетя Тоня, гардеробщица, торгует водкой из-под полы. Работает на пару с дядей Пашей швейцаром. Дядя Паша служил швейцаром наверное еще при Керенском, опыт имеет большой и ловко сшибает полтинники у входа.

     Тетя Тоня когда-то пела в оперетте в Порт-Артуре, поэтому, выпив, пытается исполнить арию из "Сильвы". Сегодня будет весело: тетя Тоня уже приняла.

     А это что за новая публика в дальнем углу? Узбеки с базара. Из угла тянет персиками и анашой. Менты совсем как младенцы пока еще не знают этого индийского запаха, и чурки чувствуют себя свободно.

     В гостинице живут каскадеры из чешского ревю "Автородео", они пришли поужинать, начинаем для них."One, two, three, four!!! Well she was just seventeen, you know, what I mean ..." - файда покатила. А вот и Гиви расбашлялся, привет вам, уважаемый, из солнечного Бухареста! Виталька разбавляет "лезгинку" Блэкморовским запилом. И в этом спасение. В перерыве в буфете еще по "сотке", и перекур.

     А после перерыва народ потянуло к родному. "Пара гнедых" и "Поручик Голицын". Боже мой, как это все надоело! Но в кармане уже шуршат десятки. Надо рассчитываться за "Стратокастер", и ты поешь с акцентом Кикабидзе, про судьбу, лайнер и аэродром.

     Но вот что-то загремело в дальнем углу. Это накурившиеся гашиша узбеки что-то не поделили с местными урками. Дядя Паша не вмешивается, он вообще стоит в сторонке. Судьба его научила не высовываться.

     Графины и бутылки летят со стола как кегли, и официантка Галя ловко орудует костяшками счетов, не забывая приписать пару разбитых с утра фужеров, на счет подгулявших джигитов. А музыканты наяривают "Space Trucking", и дела им нет до этой блоти.

     Еще один перекур у буфета, и быстро на сцену. Надо успеть расшевелить оставшуюся и еще не побитую публику.

     И вот подошло время завязывать, но народ, как назло, прет со своими пятерками и просит песен. "Их есть у меня", но приходится отслюнить зав. залом Терентьевне, чтобы разрешила лишних полчаса "порубить капусту".

     А из гардероба уже несется ария про "ночной Монмартр". Это подвыпившая тетя Тоня пытается склеить каких-то военных. Опять ее повезут мужики домой на санках, и муж, Венка, опять ее будет бить смертным боем.

     У выхода начался "съем". Девчонки кокетливо подставляют плечики своим новым ухажерам и они галантно надевают на них шубки. На какой хате они будут сегодня ночевать?

     А вот и Баба Ира, сторожиха, пришла на ночное дежурство с сидором водяры. Баба Ира, человек не простой, майор медицинской службы в отставке. Баба Ира делает аборты на дому, и живет богато. И вообще, ресторанные ночные сторожа, люди уважаемые. Водки ночью взять негде.

     Своим Баба Ира дает взаймы, до завтрашнего вечера пузырь можно выпросить. Боже мой, как они ненавидят эту работу.

     Поэтому все это не для Славки. Не в плане заработка, где все в порядке, а в плане того, что играть приходится: песенки про "цыгана-Яна", про Одессу-маму, про Ростов-папу, "Мурка", естественно, и остальная туфта блатная.

     Работники уголовного розыска заказывали какие-то жиганские частушки, и от души резвились с волынами под мышкой, узбеки хорошо башляли за "Наманганскую польку", кавказцы - за лезгинку. Какой-то освободившийся зэк штуку кинул - час играли про извозчика.

     Трудно это выдержать, особенно когда в голове у тебя "Deep Purple". И он потихоньку стал отходить от этого. Стал вообще отходить от музыки. Наступала эра диско, а "Boney M" и "ABBA"- это - чужое, тем более - итальянская эстрада, от которой народ с ума посходил. Время застоя, пора было завязывать.

     Ему казалось тогда, что рок-н-ролл умер. Он работал на заводе, учился на вечернем в политехническом институте, стал терять интерес к этому занятию, и лишь иногда, в каком-нибудь кабаке, выходил на сцену, и по просьбе друзей пел "Satisfaction", или "Devil Woman". Через пару лет он женился, окончил институт, работал в производстве, и почти перестал интересоваться музыкой. Дома у него даже гитары не было, и пропали мозоли на пальцах. В 1980 году Толян уехал к себе в Польшу, теперь уже насовсем, Виталька тоже отошел от этих дел, и только Серега продолжал, но уже с другими.

     Славка совсем перестал слушать музыку, спустился на землю, и стал понемногу отходить от своих увлечений, и сдвинулись акценты в сторону прагматизма, и дух бунтарский стал отходить на второй план. Он научился повязывать галстук, и ходил на работу в "тройке", боролся за выполнение плана и повышение качества продукции, в общем, стал походить на советского буржуя.

     И только потертые джинсы "Wrangler", которые надевались на сельхозработы, иногда напоминали ему о том беспечном безумии.

     И эти воспоминания иногда будоражили его, но, увы, уже не так цепляли запилы Блэкмора или фид-бэк Хендрикса. Время цветов и бунтарства, казалось, ушло навсегда. И уже чаще надевался клубный блейзер, чем затертая до дыр "Лэвисовская" куртка. И выглядеть он стал более респектабельно, и парторги начали его одолевать, и на удивление ему, предлагали вступить в дышащую на ладан партию большевиков. Но это было уже слишком, и он вежливо их отшивал. Все. Рок-н-ролла больше нет. Все что было - это в прошлом. Так он решил. Но он ошибся. Было одно исключение. Последний джем.

* * *

     Последнее их выступление было в августе 1982 года. Осколки группы "Данко". Они поехали в агитбригаду, в горы.

     Агитбригада - это очень веселое мероприятие. Проводились они каждый август под эгидой отдела культуры. На каждый завод приходила разнарядка: отпустить недели на три того-то и того-то, с сохранением зарплаты. У Сереги тогда был лучший аппарат в городе, и предприятия башляли ему за аренду.

     Выписывались командировочные, которые шли в общий котел (опять о деньгах не надо было думать! Это класс!) В каждом населенном пункте бригаду встречал парторг, определял на ночлег, обычно в клуб, и кормил от пуза.

     С собой было все: и одеяла, и удочки, и палатка. Звуковая и световая аппаратура грузилась в огромный армейский кунг, сверху, на колонки укладывались матрасы, и вся ватага человек в пятнадцать забиралась внутрь, и кочевала по району.

     Концерты проходили на уровне: все запитывалось напрямую от местной подстанции, так, как мощность потребляемая была так высока, (а это помимо звуковой, еще и свет с кучей прожекторов и разными световыми эффектами) что в клубе сразу вылетали все пробки.

     Отправление было назначено на 12 августа, Славкин день рождения, и из агитбригадного "общака" был выставлен ящик водки. По прибытии на место, километров за 200 от города, в предгорья Алтая, был разбит лагерь на берегу Чарыша.

     Вы никогда не были на Алтае? А я никогда не был в Швейцарии, но знающие люди утверждают, что это очень похоже, только на Алтае пока еще дико и девственно. Трава - в человеческий рост, мед - лучший в мире, В чистых реках водится хариус - сибирская форель. На вершине горы, на поляне с баданом можно пролежать целый день, и почувствовать такое спокойствие и прикосновение к вечности, что, побывав там раз, этого уже никогда не забудешь. А воздух какой! Его пить можно. Настоянный на горных травах, терпкий и сладкий. Ягоды - тьма. Абсолютно нет комаров и прочего гнуса. Вода в родниках очень холодная и вкусная, вот следы - это косуля недавно на водопой приходила. Есть даже медведи. Один Славяна как-то шуганул. Перепугался он до смерти.

     В одном логу, на крутом подъеме, который местные за его длину называли "Тещин язык", Славка остановился у зарослей шиповника. Очень крупные ягоды, только там такие растут. Он хотел немного нарвать и сделать ожерелье хипповое. Вся толпа уже давно прошла вверх по узкой тропинке, к машине. Машина глохла на крутом подъеме, поэтому всех высадили, и она одна карабкалась вверх. Нарвал он шиповника, и только вытащил сигарету, как из кустов раздался рык. Они зашевелились. Шерсть на загривке у Славяна тоже зашевелилась. Он никого не увидел, но каким-то первобытным чутьем понял, что это дикий зверь, в кустах что-то трещало.

     Рванул он оттуда вверх, как неандерталец от мамонта, всех перегнал, пулей выскочил на трассу, и сел на придорожный камень. По словам очевидцев, усы у Славки стояли дыбом, взгляд блуждал, он не мог произнести ни слова, его даже подташнивало. Шиповник весь он, конечно, растерял, а сигарета, зажатая в кулаке, была раздавлена в пыль.

     Ясность внес парторг, встретивший всех в поселке Чинета. Он как-то обыденно сказал, что это был медведь, что они сейчас очень опасны, медвежат учат, и бежать от них вверх бесполезно, все равно догонят, так как лапы передние у них короче задних. Они недавно одного такого застрелили: повадился на пасеку колхозную за медом. Славке опять стало плохо: он видел в зоопарке, какие у них когти. А они все змей боялись. Да это все детский лепет.

     Сейчас об этом смешно вспоминать, но тогда не до смеха было. Дома у Славяна оставалась жена и маленький сын. Вечером на концерте исполнили "Бег через джунгли" Криденсов, и посвятили это всем местным медведям.

     Концерты всегда проходили с аншлагом, во-первых, вход был бесплатный, во-вторых, редко кто из артистов заглядывал в эту глушь.

     Было много народу приезжего: на уборке работали москвичи-шоферы, армяне-строители приходили со своим бараном, уже зажаренным, и с коньяком, пасечники пёрли медовуху, пацаны местные - яйца, помидоры, арбузы. Днем ребята сами рыбачили, кто половчее, мог поймать даже хариуса, Славка, же для развлечения, становился на какой-нибудь перекат и, намотав леску на палец, без удилища, на голый крючок, ловил чебаков и пескарей. За десять минут можно было с полведра натаскать.

      На Славкин день рождения было сварено два ведра ухи, и выпит ящик с небольшим водяры. Самые стойкие сидели всю ночь у костра, а на утро рассказывали о летающей тарелке, которая парила над поляной и шарила по углам каким-то лучом. Неизвестно, было ли это на самом деле (сам Славка уже спал в это время), но один человек до сих пор утверждает, что это было. Правда, у них еще много водки оставалось.

     Все были поражены звучанием, группа уже вплотную приблизилась к мировому стандарту, как по звуковому давлению, так и по частотам. И некоторые сельские знатоки после выступления со знанием дела подмигивали и говорили что все отлично, но вот неплохо было бы послушать группу вживую, без магнитофона, они ведь видели петлю из магнитофонной ленты, и головки магнитофонные тоже. И бесполезно им было объяснять устройство ревербератора, и никакой фонограммы тогда никто не использовал (не принято было халявить) и само слово "фонограмма" вошло в обиход намного позже. Но непреклонны были деревенские интеллигенты, им казалось, что играет магнитофон. Музыкантам это немного льстило.

     Свет тоже использовался на всю катушку, были пистолеты, волновики, ультрафиолетовые лампы, и флэш. Это было настоящее представление. Каждая песня представляла собой законченную композицию с использованием света.

     Были солисты: Татьяна Лобовинкина, пела не хуже Ларисы Отиевой, Вовчик Дианов, маленький как самурай в белом кимоно, все его звали "Банзай", Коля Анохин - балагур и весельчак, руководитель бригады, конферансье и "зав. Киром". Все его звали "Николай Васильевич", как Гоголя.

     В каждой деревне был местный всем известный дурачок, в каждой деревне их встречал новый, вместе с парторгом. Как правило он был одет в военную форму, со множеством всяких значков, как у Славкиного армейского друга сержанта Вани. Славян с каждым входил в контакт, любили его местные дураки, их писали на магнитофон, а потом на концерте их голосами иногда разговаривали с народом.

     Хохот стоял невообразимый. У Коли был номер с надувным телефоном, какая-то пантомима, где в конце у него переклинивало рот и он уходил за кулисы с рожей местного дауна.

     Импровизации хватало. Каждый концерт писали на пленку, и позже его прослушивали, внося конкретные предложения, что-нибудь надо было оставлять удачно выдуманное прямо на сцене. Это было так здорово. И совсем не скучно как у какого-нибудь ВИА.

     Шофер Андрюха по крепкой пьянке проснулся дома у местной дурочки, на утро обалдел от увиденного и долго от нее сваливал огородами, маскируясь у каждого подсолнуха. Пришла провожать его эта Марфа с ведром зеленых помидоров, и в валенках. Шмыгала соплями и махала платком. Все ржали и осторожно интересовались подробностями.

     Очень хорошие и добрые люди жили тогда там. Мало пили, работали на земле, на концерты приходили все наряженные, и взрослые, и ребятишки. Трезвые все были, веселые. Молодежь не была испорчена городом, да и город тогда не совсем испорчен был. Двери в домах на замок никто не запирал в деревнях, воровали только арбузы на огородах, да и то только пацаны, из баловства. Чистый народ был. Чистый душой.

     Много забавных случаев можно вспомнить. Однажды при полном зале вышла на сцену крыса. Большая, с кошку ростом, Осторожно обошла Виталькины педали и быстренько вскарабкалась вверх по занавесу на крышу, где жили голуби, зал, хохотал, а ребята сразу ничего не поняли. Это тоже рок-н-ролл: "Rat Bat Blue".

     На ночь Славян постелил себе на биллиардном столе: медведь не задрал, так крыса ухо откусит. Опасно.

     Спали они всегда в клубах, прямо на сцене, как цыгане на вокзалах. Будил их всегда "Николай Васильевич". Складывал руки рупором и выл как ментовская сирена. Это означало, что в местной столовой их уже ждут на завтрак. Все быстренько поднимались, грузили все в свой кунг, и, пожрав от пуза, отправлялись дальше по маршруту, где их уже ждали местный парторг, местный дурак, и пацаны с ворованными на корейской бахче арбузами.

     Как-то Славка попробовал в первый раз настоящую медовуху. Они только подъехали к очередному клубу и выгружали свои ящики. Подошел бригадир шабашников армянин Самвэл и с радостью сообщил, что они подъехали как раз, кстати, сегодня день строителя, и у них уже зарезали барана, так что вечером будем гулять. Славян поинтересовался: есть ли где настоящая медовуха, о которой ему как большевики о революции говорили бывалые люди. Самвэл ответил, что в двух километрах есть пасека, где живет его знакомый.

     Славку командировали с канистрой. Поехали они втроем: он, Самвэл и шофер Андрюха. В избе сидели два мужика, посредине стояла фляга, и они квасили.

     Мужики были приглашены на концерт, отказались от денег, Сказали, что вечером сами привезут канистру и меда в сотах. Предложили попробовать.

     Андрюха, уже знакомый с этой коварной штукой отпил из пол-литровой кружки половину, пошевелил реденькими усами и сказал: "Добрая". Самвэл отказался, загадочно посматривая на Славяна.

     Ему протянули алюминиевую кружку раза в полтора больше по объему. Славка выпил. Сладенькое пиво, резкое, пахнущее цветочной пыльцой и хмелем. " А на посошок?" - спросил хозяин, посмеиваясь, "Наливай!" Выпил он еще столько же. "Спасибо, ребята, до вечера".

     До машины Славка дошел нормально, он ничего не понял пока. Но вот у клуба из машины уже выйти не мог. Удивительное дело: голова абсолютно светлая, язык нисколько не заплетается, а ноги не идут. Выгрузили его и принесли за кулисы как куль, посадили на стул, так он и играл на концерте, сидя на стуле как президент Рузвельт в каталке. Предупреждать ведь надо, ребята, когда наливаете такими дозами.

     Подобным свойством обладает Рижский черный бальзам, только чистый, не разбавленный водкой, но медовуха бьет по ногам намного круче, но только настоящая, прозрачная, янтарного цвета, а не какая-нибудь непонятная бурда с ягодами, от которой кроме головной боли на утро никакого понту больше. А от этого напитка никакого похмелья человек не испытывает, и не даром на Руси раньше он был в большом почете. Пили его и князья и простой люд, пока не появилась водка из еврейского шинка.

* * *

     Скажи мне, почему тебя до сих пор достает звук электрогитары? Почему до сих пор, взяв в руки приличный инструмент, ты испытываешь чувство трепета и восторга? Почему услышав мощные блюзовые риффы, ты, как и прежде ощущаешь что-то под ложечкой, и мурашки по спине скатываются от лопаток к пояснице?

     Может быть, это зов твоего далекого предка, который, спустив тугую тетиву на луке, услышал этот звук в первый раз? Может быть это те песни, что пело всё его племя у костра, после удачной охоты, грохоча в барабаны, и заставляя все сердца стучать в унисон? Ты не можешь этого объяснить, ты просто чувствуешь это душой это просто невозможно объяснить. И в этом действительно есть что-то первобытное. Это так просто и вкусно, как кусок зажаренного на горячих углях мяса. А если еще добавить сюда немного перца и какой-нибудь одному тебе известной травки? Что получится?

     И поворачиваешь ты на своем комбе ручку "Trem", и звук этот рассыпается на тысячу осколков, добавляешь "Reverb", и он улетает в пространство и вечность. Включаешь "Drive", и звук возвращается назад, грохочущим водопадом. Чуть нажав педаль, ты ловишь тот искажающий пространство и время фид-бэк, и чуть качая рычагом, усиливаешь его, внезапно обрывая в нужном тебе месте. Что, чувак, получилось? Получилось как у Джими Хендрикса. Ты давно знаешь эти фокусы, и опять "заводишь" открытые струны, и добавляешь к этому кое-что своё. Ты держишь медиатор под одному тебе известным углом, и продолжаешь лететь на этом звуке дальше, к планете "Cream", по пути повстречавшись с реактивной гитарой Элвина Ли. А вот и старые знакомые - Ритчи Блэкмор, Джимми Пэйдж, Пол Кософф. Привет, бродяги, мы вас помним, мы помним все ваши песни. Твой "Стратокастер", как машина времени опять перенес тебя в те далекие и клёвые времена бесшабашного и бессонного веселья.

     И вот уже гитара твоя рычит как раненый зверь, и издает первобытные гортанные звуки, и разговаривает подобно индейскому вождю, призывающему все племя к битве, у тебя много "примочек" на процессоре, и звук этот опять улетает куда-то за горизонт, и возвращается назад, пушечным рёвом предвещая начало новой эры. Гитара плачет и скорбит, она негодует и смеется, и ты вдруг понимаешь, что вновь прикоснулся к вечности.

     И чтобы не ворчала жена, ты надеваешь наушники, и врубаешь драм-машину, и включаешь синтезатор, и еще полночи летаешь с этим звуком по знакомой галактике под названием "РОК-Н-РОЛЛ". Всего на трех аккордах, которые в незапамятные времена придумал твой предок, вышедший из пещеры.

* * *

     Славка часто вспоминает тот август. Опять было легко и просто, опять все получалось, было взаимопонимание, была свобода, и душа радовалась, они опять, как и десять лет назад, втроем задавали тон всем остальным. Они были вместе опять: он и его старые закадычные друзья - братья Сергей и Виталька Судники.

     Они опять понимали друг друга с полуслова, и не было никаких склок, потому что в душе все очень уважали друг друга, они были оттуда, из своей молодости, и им опять было по восемнадцать лет, они опять дурковали и балагурили, они были из одного племени, из племени хиппи.

     И опять услышав незнакомую, но классную мелодию, они вскакивали и говорили друг другу: "Вот что надо играть". Опять чья-то невидимая рука настроила их души в унисон. Это был блюз, простой как веник, и сложный как сама жизнь.

     Они не стали звездами, они были просто детьми своего времени, и той страны, где им было суждено родиться, и каждый уже выбрал свою дорогу, но в тот момент они были единым целым, и были счастливы, а счастье ведь нельзя запланировать.

     Это было единение, которого больше не будет, это был прекрасный сон, который больше не повторится, потому что Сергей вскоре уехал в Таджикистан, и живет там давно, а Виталька погиб три года назад при темных обстоятельствах, и смерть его до сих пор не дает Славке покоя. И еще не зная о его гибели, он случайно придумал и записал блюзовую тему, которую так и назвал в его честь после. Это он ему подсказал ее уже оттуда, ему так кажется. И ничто уже не сможет их соединить вместе.

     Толик живет в Польше, и последний раз звонил Славке лет пять назад, обстоятельства выше нас, и ничего с этим не поделаешь.

     Но Славян знает, точно, что все его друзья, иногда чувствуют такую же щемящую сердце грусть, что ощущает он, включив старую знакомую пластинку, и он понимает, что по-настоящему счастливы они были тогда, в те моменты жизни, когда были рядом, и понимали друг друга с полуслова, а все остальное, кроме семьи и детей, - суета сует, и все люди, которые потом появлялись рядом, и не оставили о себе памяти, были лишь случайными попутчиками.

     Кто-то входил, кто-то выходил... кто-то вежливо просил подвинуться... кто-то толкал локтями, кто-то в карман лез... кто-то незаметно спрыгивал с подножки, кто-то запрыгивал... кто-то просил денег на билет одолжить, и сваливал по-тихому. Кто-то вообще зайцем ехал, кто-то голодным прикидывался и опять просил денег на хлеб, а, получив, пропивал все в вокзальном буфете, и просил еще... а ты давал, ты верил, что он голоден.

     А мимо проплывали знакомые станции - там друзья твои живут. На незнакомых ты выходил, и знакомился с интересными людьми, и опять ехал дальше.... И конца дороги этой нет. А когда тебе вконец все надоедало, и все твои соседи по купе уходили без тебя в ресторан пообедать, забыв как всегда тебя пригласить, ты так же молча выходил на следующей станции, и пересаживался в другой поезд, где все повторялось снова.

     И опять появлялся какой-нибудь карточный шулер, и просил сыграть, скуки ради, но ты уже был ученый, и видел туза в рукаве, и цыгане заходили, денег разменять, но ты знал, что с полтинника червонца не досчитаешься. И на вокзалах таксисты предлагали с ветерком довезти, но ты знал путь короче и дешевле. И билетов иногда не было, но ты знал к какому полотеру подойти, и что он дорого не возьмет, и опять садился в этот поезд, и опять раскрывал кому-то душу, и поздно понимал, что в нее уже давно плюнули, а попутчика твоего - след простыл, и схилял он с твоим чемоданом.

     И шел ты по наивности своей искать правду у начальника поезда, и обещал начальник найти вора, и хотя бы половину вернуть. Но имел тот начальник свой интерес в том деле, и поезд уходил без тебя.

     И опять выручали тебя друзья, и опять ты садился в купейный вагон, и в тамбуре, куря, знакомился с каким-то зайцем, и заступался за него перед проводником, и покупал ему билет, и стелил постель чистую, и в ресторан с собой брал, и кормил его. Но как-то в борще твоем стало пропадать мясо, а морда у него становилась все круглей, и, заподозрив неладное, он сам спрыгивал на ходу. А ты как всегда удивлялся: ну чего же ему не хватало? Забыв, как всегда что другого поля это ягода, и растет она на помойках...

     И сколько раз ты наступал на эти грабли, и одному богу известно, сколько наступишь еще, но продолжаешь жить по-прежнему: веришь людям, почти всем, слово "ЧЕСТЬ" для тебя не пустой звук. Иногда в ущерб себе выполняешь все свои обещания, и катишь дальше в этом поезде под названием "ЖИЗНЬ". И пытаешься найти родственную тебе душу, и кажется тебе, что вот они, эти люди, остались еще "последние из Могикан".... Но не всем дано устоять, и многие устоять не могут... трудно устоять, если на пути кошелек чей-то, почти бесхозный... и можно незаметно взять, и прокатит, наверняка... но точно - войдет в привычку. И трудно устоять, когда из соседнего купе кому-то предложат выгодную сделку, и он, подсчитав прибыль, забудет о своем соседе, который всегда с ним делился. Все правильно, ему в другую сторону. Разные оказывается, вы с ним песни пели.

     И ты с удивлением опять обнаруживаешь, что место твое уже занято, и дверь закрыта изнутри, и тихо за дверью как всегда. Сколько раз с тобой это было? И ты уже привык, и не жалеешь ни о чем, и ни на кого не обижаешься. Ты просто понял, что опять у тебя пересадка, и радует тебя одно: что дома у тебя все в порядке, и дети уже выросли, и не стыдно тебе за них. И где-то живут на Земле твои старые друзья, и так же вспоминают о тебе добрым словом.

     И выходишь ты на перрон, и с улыбкой провожаешь этот поезд, который опять ушел без тебя.... Тебе известна истина: "Не верь, не бойся, не проси". Ты сам себе хозяин. И попутчики тебе больше не нужны. Они никогда не были тебе нужны, по большому счету, ведь все вопросы ты решал сам, и добивался всего сам, и в любом деле ты был не последний человек, и опыт у тебя богатый, и никому ты ничего не должен. И опять все просто и понятно. И пусть в бумажнике у тебя не так много денег, не беда. Их у тебя никогда много не было, потому что не ныкал ты их по колготкам, и ты всегда сможешь заработать себе на хлеб. Просто скучно тебе было ехать одному, и подсаживались к тебе на каких-то полустанках чужие тебе люди, и всегда ты приглашал их к столу, а они тебя - нет.

     А может быть тебе не стоит на поезд больше садиться, может на машине своей дальше поехать? Там есть все: и коробка автоматическая, и кондиционер, и хорошее стерео с твоей любимой музыкой, и никто с вопросами не нужными приставать не будет, и добраться можно намного быстрее.... Но опять где-нибудь на перекрестках будут подкатывать к тебе ходоки, ряженные под нищих, и просить денег, а ты не сможешь отказать... и опять появятся попутчики у каких-нибудь закусочных на трассе, и будут просить подвезти, а, высадив их, ты опять обнаружишь какую-нибудь пропажу: мелочь всю стырили, и сигареты скурили.

     И выкатишь ты тогда свой старый "Харлей", и оденешь затертый до дыр "Levi`s", и закинешь за спину гитару, и в рюкзаке у тебя, на заднем сиденье кроме палатки, будет лишь буханка черного хлеба, да пара банок армейской тушенки. И покатишь ты дальше, один, смеясь и подставляя ветру лицо, и только звезды будут радостно подмигивать, и вечность будет рядом, и по пути ты во всю глотку будешь орать свои старые песни, и в голове у тебя будет рождаться своя музыка, такая новая и старая как мир.

     И на коротких остановках, в лесу, у костра, ты наспех будешь писать ее на портативный магнитофон, чтобы не забыть, не упустить то, что тебе кто-то подсказал откуда-то сверху.

     И ты точно будешь знать, куда ехать: к тому костру, на берегу тихой реки, где ждут тебя твои старые друзья, где трава зелена, где пахнет хмелем, и нет телефонов, и разговоры совсем другие, и тихо сучья потрескивают в огне, и не дают этому костру потухнуть твои друзья, с которыми у тебя столько прожито, и было всякое, но хорошего было намного больше. Вперед, туда, где ночует ветер.

|  Начало  |  1  |  2  |  3  |  4  |  5  |  6  |  7  |  8  |  9 страница  |  Конец  |